Юрий Бригадир - Не жить

Совершенная форма пистолета… Это только в кибермультфильмах оружие имеет устрашающий дизайн. Настоящее оружие льнет к ладони и не блестит драконьей чешуей. Оно нагревается и как бы начинает плавиться в твоей руке. Но это иллюзия. Просто форма так совершенна, что пальцы не встречают сопротивления. Ты можешь гладить рукоять пистолета, и он ответит. Ответит теплом, тяжестью и формой. Нагретый теплом твоего тела пистолет не хочется выпускать. Ты кладешь его на полированный столик, вытираешь вспотевшую ладонь, пьешь водку и опять берешь пистолет в руку. Ты не можешь иначе. Кажется, что в нем твоя сила. Это неправда. В пистолете нет никакой силы. Сила или бессилие в самом тебе. Но очень кажется, что сила – в этом совершенном механизме. Кажется… Кажется…

В этом мире все кажется.

Кажется, что твой мозг остановился. Сердце бьется. Это ты чувствуешь даже в кончиках пальцев. Пульс сотрясает даже стакан, когда ты его держишь. А мозг остановился. И нет никаких мыслей.

Потому что снег. Он притупляет чувства. Он падает через крышу на тебя, и ты становишься белым. Снег везде. Особенно много его в центре живота и под сердцем. Поэтому есть совсем не хочется. Хочется умереть. Невыносимо хочется умереть.

А потом мертвым идти по этой планете. И все-таки найти его…

Совершенная форма…

…пистолета…

На несколько минут можно уснуть, прижимая пистолет к груди. Если не снять с предохранителя, во сне можно случайно нажать на спуск. Но, кажется, ты этого и хочешь? Так просто уснуть и во сне нажать… Но лучше сделать это специально, потому что пуля тогда попадет туда, куда надо. Во сне же она может повредить челюсть, сломать ключицу или застрять в животе. Ничего хорошего тогда не будет. Вернее, будет больно и глупо. Потом можно умереть. А можно и не умереть…

Поэтому лучше не снимать с предохранителя. Обнять пистолет, а еще лучше – положить его под подушку. Восемь патронов в магазине. Один – в патроннике.

Теоретически можно отправить на тот свет девять человек. Но есть еще одна обойма. Это плюс восемь. И несколько десятков патронов россыпью в левом кармане. Есть еще две или три пачки патронов в сейфе, но сейф далеко…

Так ли это важно?

Это вообще не важно.

Это не твоя сила.

Это вообще не сила.

Сила – это то, что должно быть внутри. Но там ничего теперь нет.

Ничего…

Будь проклят этот мир.

Я его убью…

Больной волк всегда уходит отлежаться. Ему не нужны лекарства. Он их никогда не видел. Под темными еловыми лапами надо просто упасть, закрыть глаза и в горячечном бреду повторять только одно слово «выживу». Время почти остановится. Медленные и тягучие здешние секунды… одни и те же… будут пулями летать где-то там, и за одно мгновение на земле умрут тысячи живых существ. А здесь ничего не изменится и за час. Только будут больно ходить ребра от быстрого лихорадочного дыхания. Сквозь веки будет просвечивать только кровавое солнце. И ты прикажешь сердцу биться ровно столько, сколько надо, чтобы оно не разорвалось. Так можно пролежать час, день или даже месяц. Рано или поздно мощный иммунитет возьмет свое, и ты встанешь. Рано или поздно болезнь убьет тебя, и ты умрешь. Но повезет тебе в этот раз или нет – никто не знает.

В этой комнате светящийся полумрак из-за плотных штор и надвигающихся сумерек. В углу телевизор. Он мельтешит улыбающимися лицами, блестящими авто и девушками в бикини. Иногда там возникают дикторы и какое-то время шевелят губами. Потом их затирают заставки кинокомпаний, потом какие-то люди начинают бегать друг за другом, легко и непринужденно постреливая много раз мимо. Когда у тебя в руках боевой пистолет, то видеть это по меньшей мере странно. Даже в пьяном виде. Даже почти с закрытыми глазами. Невозможно промахнуться в человека, проговаривающего странный, неестественный текст в пяти метрах от тебя. Даже невозможно попасть ему в руку вместо туловища. Но они делают это. Кажется, режиссер стыдится такой нескладухи и очень быстро приказывает оператору снимать что-нибудь другое. Например, высоко парящих птиц. Главный герой перед смертью просто обязан посмотреть вверх. Символика. Ассоциация. Космический смысл.

Потом возникают титры. Они ползут вверх на фоне закосяченных эпизодов фильма – это теперь почти модно. В этих эпизодах мертвые герои оживают и пытаются дать дуба по десятому разу.

Потом идет реклама.

Влад, скорчившись, лежит на боку и смотрит прямо в экран. Сквозь экран. В стену за ним. Через стену. В матовое умирающее снежное поле. В лес, полный еще холодного воздуха. Туда, где под темными еловыми лапами лежит обессилевший волк. Живой или мертвый…

На низком журнальном столике перед диваном никакой печатной продукции нет.

Только бутылка водки, пистолет, пластиковая бутыль с минералкой и стакан.

Изредка Влад садится, наливает примерно половину и обреченно пьет. На лице полное отсутствие эмоций. Запивает минералкой и снова ложится. Иногда он впадает в оцепенение и как бы засыпает. Как бы, потому что глаза открыты. В них отражается боль. Он все больше к ней привыкает.

Но когда на экране безмолвно возникает Басков, и по шевелящимся губам становится различима идиотская фраза «Оля, почему вы не поете?» – Влад резко садится, хватает со столика пистолет и стреляет в телевизор.

Четыре пули прошивают экран, но уже от первой кинескоп лопается, и Басков уходит в точку.

Я его убью…

Кто-то невидимый говорит:

– Владимир Геннадиевич, вам надо отдохнуть…

Влад молча кивает сам себе, наливает себе водки, пьет и снова ложится на бок. Теперь смотреть просто некуда. Разве что на паука.

Через две минуты приходит сон. Организм просто не выдерживает. Под темными еловыми лапами волк теряет сознание. Снег заменяет собой все. В той степи глухой… замерзал ямщик… Фольклор нагло фантазирует. Замерзающий ямщик не может отдавать наказы. Он просто крепко и навсегда засыпает…

Я его убью…

Телевизор на кухне у меня небольшой, под самым потолком, но видно хорошо. Уже полчаса минимум ТНТ показывает сюжет о самоубийстве бизнесмена Гиреева. Уже минут пятнадцать ту же ерунду на свой лад повторяют НТН, «Мир» и еще пара каналов.

Я внимательно просмотрел все кадры, иногда даже наклоняя голову набок как собака.

У меня хорошее зрение.

Но я гораздо лучше воспринимаю звуки из динамиков телевизора и чувствую, физически чувствую, что мне изощренно врут.

Голоса…

Нюансы произношения.

Что-то неуловимо скользкое.

Я с детства точно знаю, врут мне или нет. Просто ищу в голосе виноватые нотки. Они такие… ну, как будто сопли, очень влажные и липкие. Я даже машинально вытираю пальцы. Вот как сейчас…