Чарльз Маклин - Домой до темноты

— Было слишком тихо даже для воскресенья, — начала Грейс, нервно хлопая крышкой телефона. — Я еще в дверях почуяла неладное… Мертвая тишина и какой-то незнакомый запах.

— Время запомнили? — спросил Кэмпбелл.

— По воскресеньям мы приходили позже, около девяти.

— В доме вы не жили?

Грейс покачала головой:

— Съехала после замужества.

Кэмпбелл отвел взгляд.

— Значит, вошли в дом… И что потом?

— Там ни души, и я позвала Эрла, чтобы поднялся наверх… проверить, все ли в порядке… Я ждала у лестницы… Было ужасно тихо, а ведь маленький Эрни всегда носился по дому.

Старуха помолчала; было видно, что она отсеивает воспоминания, стараясь в них не потонуть.

— В зале тикали часы, потом я услышала, как Эрл постучал в дверь спальни и окликнул хозяев…

Кэмпбелл подтолкнул ее к развязке:

— Мальчик прятался в чулане под лестницей?

— Сначала мы подумали, он тоже мертвый.

Кэмпбелл кивнул:

— Писали, он был весь в крови.

— Мы его растолкали… Он не понимал, где находится, даже говорить не мог и только дрожал. Я укутала его одеялом и дала горячего чаю.

— Думаете, он от кого-то спрятался?

Грейс сощурилась:

— Эрни терпеть не мог, когда родители ссорились. Иногда он забирался в чулан, чтобы их не видеть. Это было вроде… его домика.

— Откуда на нем взялась кровь?

— Крови-то было чуть-чуть. Вечно газеты понапишут.

— Но как он измазал лицо и руки? Думаете, это произошло на его глазах или он вошел в комнату, когда все было кончено?

— Я-то откуда знаю?! — вдруг вспыхнула Грейс. — Я и тогда не хотела думать о том, что бедняжка видел и слышал, а сейчас и подавно не желаю этого знать.

— Я вас понимаю, — сдал назад Кэмпбелл.

Опять возникла пауза. Сыщик разглядывал замкнутое лунообразное лицо старухи, не зная, как поступить: постараться вновь расположить ее к себе или поднажать. Отодвинув тарелку, Кэмпбелл мягко спросил:

— Как он ладил с родителями?

— Эрни? Еще несмышленыш, он понимал, что такое Гэри Ситон — провинциальный неудачник, для которого только и радости что вдрызг нахлестаться в клубе «Джин и уха». Они не ладили. Мать была ему гораздо ближе.

— Я видел ее фото, — кивнул Кэмпбелл. — Привлекательная женщина.

— Знаете, в ней ощущалась какая-то сила… жизнелюбие, от которого всем становилось хорошо. У нее была куча поклонников, но она, неугомонная душа, вечно рвалась к приключениям. — Старуха помолчала. — Что ее и сгубило.

— То есть в семье она желаемого не находила?

— Это был несчастливый брак… Они только и знали что собачиться. — Взгляд Грейс стал рассеянным, мысли унеслись в прошлое. — В тот вечер они затеяли свару… Я была в доме, собирала ужин. Гэри напился… оба так орали, что я уж хотела вызвать полицию. — Старуха тяжело вздохнула. — Но потом решила — пускай сами разбираются.

— Не помните, из-за чего они ругались?

— Да та же старая песня, Джун умотала в Нью-Йорк на вечеринку, гуляла всю ночь, да еще в больницу угодила. Ничего серьезного — сковырнулась и расшибла голову, но Гэри пришлось за ней ехать.

— Она ему изменяла?

Грейс кивнула:

— Гэри нашел письмо к какому-то парню, в которого она втрескалась. Наверное, забыла или не успела отправить.

— Вы видели письмо?

— Он стал ее обвинять… мол, она хочет его бросить и сбежать. Джун все отрицала, говорила, это понарошку. Тогда Гэри заставил ее вслух прочесть кусок… про то, как она влюбилась. Джун расплакалась.

— Не знаете, кому было адресовано письмо? Какое-нибудь имя упоминалось?

Старуха медленно помотала головой:

— Этого не знаю.

— А что стало с письмом? В дознании ничего не сказано. Вы говорили о нем полиции?

— Наверное, Гэри его порвал и выбросил; а может, затерялось в суматохе. Я сказала им все, что знала. Какая теперь разница?

Большая, подумал сыщик, однако промолчал. Наверное, более опытный следователь сейчас надавил бы, но он боялся, что старуха замолчит намертво.

— По-вашему, Джун действительно хотела его бросить?

— Как-то она сказала, что терпит лишь из-за сына. Мол, в этом огроменном доме она будто в западне, которая сводит ее с ума и высасывает жизнь. Гэри устроил ей комендантский час. Куда ни пойдет, он тотчас напоминает: «Смотри же, душенька, чтобы домой до темноты».

— Домой до темноты… — повторил Кэмпбелл.

— А Джун всегда за него договаривала, так, знаете, будто в насмешку над приказом: «А то боженька накажет».

— Очевидно, для вас это было настоящей пыткой, Грейс. — Кэмпбелл говорил спокойно, хотя сердце его колотилось. — Ведь в этой семье вы были больше чем просто служанка, верно?

— Пожалуй. Джун была очень дружелюбна с прислугой, но забываться не позволяла. Всегда держала грань. — Старуха вздохнула. — Однако я любила ее.

— А мальчика?

— Как собственное дитя. — Грейс приложила руку ко лбу.

— Вы с ним виделись после того, как бабушка забрала его в Нью-Йорк?

— Раза два пыталась созвониться. Затем от миссис Калверт пришло письмецо, дескать, мальчика отправили к родичам на запад… кажется, в Вайоминг. Она благодарила за верную службу, а еще приписала, что для всех будет лучше, если парнишка забудет прошлое и начнет новую жизнь.

— Значит, от него не было вестей? Ну там, в какую школу ходит, учится ли в колледже, где работает… Он не пытался с вами связаться?

— Сколько раз повторять-то? Нет.

Кэмпбелл отхлебнул содовой.

— Неужели за все эти годы вы не поинтересовались, как у него дела, как сложилась его новая жизнь?

Грейс отвернулась, взгляд ее беспокойно рыскал по автомобильной стоянке.

— Почему-то я знала, что с ним все хорошо. После всего пережитого Господь не оставил бы его своей заботой.

Помолчали.

— По сию пору каждое воскресенье я приношу цветы на могилу Джун.

Кэмпбелл вспомнил, как «миссис Данверс» вышла из верхней комнаты, спустилась по лестнице и повела его в лес, где луч фонарика скользил по темным деревьям.

— В «Небесном поместье» есть семейное кладбище?

Грейс покачала головой.

— Как вы думаете: может, тем вечером в доме был кто-то еще? — будничным тоном спросил сыщик.

Он внимательно следил за Грейс и заметил, как что-то промелькнуло в ее взгляде.

— Я слышала, что Гэри Ситон угрожает жене. Дескать, не мне, так никому. Он убил Джун, а потом застрелился. Если б Эрл был жив, он бы вам сказал…

Старуха осеклась, словно поняла, что сболтнула лишку.

— Что, Грейс? В доме был кто-то еще?

Я спустился в метро и сел на деревянную скамью, дожидаясь поезда в Манхэттен. Вспомнился приступ дурноты. В общем-то, пустяки — сочетание недосыпа и легкого теплового удара. Все длилось пару минут, и я уже совсем оклемался. Тревожило лишь воспоминание о сердобольной руке и ее крепкой свойской хватке.