Чарльз Маклин - Домой до темноты

Так было всегда. Он слышал писклявый скулеж, ледяными пальцами сжимавший его сердце. В нос ударил запах ластика… кровь.

Он не мог переступить порог комнаты, чтобы увидеть, кто там еще. Голова вдруг наполнилась жаром, словно в мозгу произошло короткое замыкание. Но в зеркале… кто-то отражался: окровавленный, маленького роста. Зеркало не лжет.

Голос Грейс: Эрни, Эрни.

Картинка рассеялась как дым; спальня, пыльная площадка, рыданья Грейс, эхом разносившиеся по затихшему дому, — все исчезло, осталась лишь неукротимая дрожь от счастья, что он наконец-то воссоединился с семьей. Он снова дома.

Было слышно, как сквозь тьму пробивается Эд.

Страж опустил нож и посмотрел на небо в гроздьях звезд. Их толстенькие, невообразимо пухлые мордашки наблюдали за ним. Ладно, все хорошо. Страж затолкал девушку обратно в колесную ячейку и захлопнул створку багажного отсека. Затем подошел к дверце водителя, просунулся в салон и сдернул рычаг на нейтраль.

— Когда вода поднимется, не сопротивляйся, — тихо сказал он, обращаясь к заднему сиденью. — Стань речным духом.

Потом снял машину с ручника и захлопнул дверцу.

Медленно набирая скорость, тяжелая машина покатилась с пандуса. Страж понял, что разогнаться она не успеет. Щербины в бетонном покрытии неширокого спуска ее тормозили. Передними колесами «бьюик» запнулся об очередную выбоину и замер, едва въехав в воду.

Плеск в камышах слышался совсем близко. Вот-вот должен был появиться Эд; Страж оглянулся на трост никовые заросли, чувствуя, как кровь прихлынула к лицу.

Его охватило бешеное, едва ли не паническое волнение.

Страж хотел было залезть под капот и поколдовать над тягой педали газа, но времени не было. Он соскочил с пандуса на берег и осмотрелся в поисках увесистого камня. Нужный углядел возле старых свай — достаточно тяжелый и подходящей формы.

Забравшись на сиденье, Страж повернул ключ зажигания. Восьмицилиндровый мотор рыкнул, но не завелся. Рычанье было слабеньким — аккумулятор сдыхал. Страж выругался, выключил зажигание, а затем вновь повернул ключ. Безрезультатно. Он раз за разом повторял процедуру, и вдруг двигатель чихнул и ожил.

Страж вдавил в пол педаль акселератора, заклинил ее булыжником и, врубив автоматическую передачу, выпрыгнул из машины в тот момент, когда она дернулась вперед. Погрузившись в воду по псевдодеревянные панели, старый «бьюик» плыл, точно катер на воздушной подушке; затем его развернуло течением, и он затонул.

Страж смотрел, как машина уходит под воду. Показалось, что в окне багажного отсека мелькнуло лицо девушки, но в такой темноте наверняка не скажешь.

Идти было тяжело, и получалось медленнее, чем я рассчитывал. Пробираясь через болото, я почти ничего не видел за высокой стеной камышей. То и дело приходилось останавливаться, чтобы сориентироваться по зареву Йонкерса на дальнем берегу и огням моста Джорджа Вашингтона за моей спиной.

Одолев около половины пути, я был вынужден свернуть к берегу, чтобы обойти глубокое место, и тут я услышал, как заработал, а потом взревел на высоких оборотах автомобильный мотор, после чего раздался тяжелый всплеск. Я тотчас понял, что это означает, и рванул вперед, еще надеясь поспеть вовремя.

Выбравшись из камышей, я босиком — ботинки и носки потерял в болоте — побежал по гальке. Возле пандуса никого не было, но луч фонаря выхватил полузатонувший «бьюик» метрах в десяти — двадцати от берега. Надежда оставалась.

Машина села на отмель, образованную отливом, который иногда досаждает лодкам на здешнем участке Гудзона. Я знал, что чуть дальше находится глубоководная протока и течение постарается затащить в нее свою добычу. Никаких сомнений, что Джелли в машине. Содрав с себя пиджак, я вошел в воду, и тут чей-то голос окликнул меня по имени. Это мог быть только Страж.

Я решил не обращать внимания, но потом сообразил, что далеко мне не уйти. Оглянувшись, на краю пандуса я увидел неподвижную фигуру, в левой руке которой ритмично посверкивал изогнутый клинок.

Я выключил фонарь, когда Страж спрыгнул с пандуса и, поднимая брызги, размашисто зашагал по мелководью. По спине моей сбежала струйка холодного пота.

Он напал так быстро, что я даже не успел сообразить, как защититься. Инстинктивно я пригнулся и услышал, как над головой просвистела меццалуна; Страж плечом саданул меня в грудь, и я опрокинулся навзничь, но тотчас вскочил и, прежде чем он выровнялся, сзади вцепился в его руку с ножом. Свободной ладонью он ударил меня в лицо и развернулся, но я не разжал свою хватку. Страж был сильнее и в лучшей форме. Просто повезло, что я сумел оказаться к нему вплотную; я понимал: если выпущу его, другого шанса у меня не будет. Он снова ударил меня в лицо, на этот раз кулаком, и я упал.

Я выпустил его руку с ножом и успел лишь подняться на четвереньки, когда Страж вскинул меццалуну. Я пытался встать, но он ударил меня ногой, и я снова рухнул от пронзившей грудь боли.

Я ждал завершающего смертельного удара, но Страж опустил нож. Фонарь чудом остался в моей руке, и я направил луч в глаза убийцы Софи. В голове помутилось, иначе я бы догадался, что он не хочет меня убивать, а лишь не подпускает к машине.

— Давай, рассмотри меня хорошенько, — усмехнулся Страж. — Как насчет родовых черт? Говорили, я многое взял от матери.

— Мы встречались лишь раз и очень давно, — просипел я, встав на карачки. — Я почти не помню ее.

— Ай-ай-ай, как не стыдно! А вот ты сильно ее впечатлил. Я люблю поговорить о матушке. Джун — Джунчик, как называл ее папа, — по общим отзывам, была очаровательной умницей.

— Мне она запомнилась абсолютно чокнутой дурой. Что, видимо, ты и унаследовал.

Страж засмеялся:

— А ты, значит, воспользовался ее дурью.

— Я не убивал ее.

Он помолчал.

— Что если я с тобой соглашусь? Да, я напутал. — Страж вздернул плечи. — Что ж, всем свойственно ошибаться.

Он старался меня разозлить. Я направил фонарь на «бьюик», похожий на выбросившегося кита. Машина чуть двигалась, увлекаемая сильным течением.

— Хочешь сказать, Софи погибла зазря?

— Кто-то должен заплатить. — Страж усмехнулся и покачал головой. — Если это тебя утешит — твоя дочь не знала, что ее ждет. Я прошел за ней в сад… Помнишь сараи, куда на зиму убирают лимонные деревья? Я подкрался сзади… Она не почувствовала боли… совсем… Я полюбил ее, но она мне не ответила.

— Вот ты и заплатишь! — заорал я.

— А что там у Данте говорит Вергилий, проходя через Чистилище? «Любовь — начало как всякого похвального плода, так и всего, за что карать пристало». [113] «Божественная комедия», «Чистилище», Песнь 17, строфа 103. Пер. М. Лозинского

— Ты это к чему?

— К тому, что ты мне задолжал, приятель. — Он пожал плечами. — Пойми, не важно, был ты в доме той ночью или нет. Джун вознамерилась оставить семью, бросить нас… ради тебя. Ты все затеял.