Рут Ренделл - Ротвейлер

Если он снова убьет, то уже под этим именем. А Александр Гиббонс, послушный сын своей матери, специалист по компьютерам, всего в жизни добившийся сам, – останется ни при чем, невиновным. Он – человек, который надеется, что его альтер-эго никого больше не убьет, что ему хватит этих двух смертей, чтобы умиротворенно уснуть. Джереми Квик разглядывая вещицы уже трех из пяти убитых девушек, знал теперь, что ничто его не остановит. Он знал это наверняка, и принял как данность. Просто он делал это, когда становился другим, живущим в другом месте.

Джереми Квик, в отличие от Александра Гиббонса, был очень уверен в себе. Он знал это и гордился собственной самоуверенностью. Порой он мастерски угадывал мысли людей. Взять, например, случай с Инес, когда он сказал ей о возрасте матери Белинды Гилдон. Как только он сообщил, что той восемьдесят восемь, а Белинде всего тридцать шесть, как лицо Инес изменилось, и он понял, что совершил ошибку. Любая женщина, обладающая хоть одной извилиной, заметит такие несовпадения. Его тут же осенило сообщить ей о том, что Белинда – приемная дочь. А саму Белинду пришлось придумать, чтобы не казаться каким-нибудь чудаком-одиночкой. Человек с небогатым воображением назвал бы Белинду какой-нибудь Джейн Венейблз или Энн Тремейн, именем романистки или главной героини романа. Вообще, было бы интересно исследовать или даже написать диссертацию на тему имен литературных героев. Можно разделить их по категориям, начиная от троллоповского звукоподражателя доктора Омикрона Пая или персонажа Диккенса Лестера Дедлока, до каких-нибудь Каррузерса или Винстэнли, героев шпионских триллеров, чьих жен почти всегда зовут Мэри. Он, кстати, очень удачно сказал полицейским, что якобы видел бегущего мужчину или женщину и решил, что у него (нее) просто утренняя пробежка. Они поверили, даже были благодарны. Он это заметил.

Он допил водку, но вторую рюмку не налил. И не закурил. Это Александр курил, а не он. В жизни Джереми все организовано до мелочей. Александр более ленив. В семь двадцать Джереми спустится и постучит в дверь Инес. Ему хотелось еще поразмыслить над этими шокирующими способами избавления от зажигалки и кольца для ключей, но он усилием воли остановил эти мысли и сел в кресло, стоящее между лавровых деревьев, с «Критикой чистого разума» Канта в руках. Место, где он остановился в прошлый раз, отмечено зеленой кожаной закладкой. Чтиво было сложнее Ницше, но и удовольствия приносило больше. Когда-то давно он научился концентрироваться на ближайшей цели, какой бы она ни была, и сейчас ему хотелось, чтобы Александр и Джереми встретились.

Полчаса спустя, в семь семнадцать, он включил свет, отметил закладкой место в книге, отнес рюмку на кухню, поставил в раковину, оставил включенной одну лампу там, вторую – в небольшом коридоре, захватил ключи и спустился по лестнице. Нажал на звонок Инес, и через некоторое время она открыла дверь, которая была на цепочке. Очень мудро с ее стороны. Ведь обычно он легонько стучал в ее дверь. А она ожидала увидеть другого соседа, которого не собиралась впускать, потому и не выключила телевизор. Она сняла цепочку, повернулась к Джереми спиной и быстро нажала на кнопку.

Он сразу догадался, что она делала. На экране промелькнула сцена автомобильной погони, и он увидел корешок видеокассеты, на которой была фотография мужа Инес, Мартина Ферри. Джереми никогда не мог выдержать больше пяти минут детективного сериала, но Мартина узнал сразу – часто видел его фотографии в газетах. Инес покраснела. Какая она все же сентиментальная дурочка – уже три года прошло с тех пор, как он умер, а она еще трагически о нем скорбит.

– Так неудобно вас отвлекать, Инес, – он сказал это голосом, возможно, слишком сочувственным, и она слегка подозрительно покосилась на него.

– Все в порядке, Джереми. Чем могу помочь?

– Мне так неловко… Но я специально спустился, чтобы сказать вам, и скажу.

– Может, выпьете что-нибудь?

Он покачал головой.

– Можно присесть?

– Конечно. Наверное, хотите сказать, что не сможете прийти в среду, да? Белинда не может?

Он заранее заготовил свою речь. Инес выглядела немного обеспокоенной. Как раз подходящий момент.

– Перейду сразу к делу. Мы с Белиндой не то чтобы поссорились, но это не за горами. Мы решили, что нам обоим хочется, – он постарался подобрать как можно более абсурдное словосочетание, – «больше свободы». Нам нужно обдумать ситуацию, в которой мы оказались. Просто она считает, – я думаю, вам это можно сказать, – она считает, что я отбираю время у них с матерью, и мне нечего на это возразить. Я сказал ей, что не хочу жениться на женщине, для которой мать важнее мужа.

Инес кивнула.

– Так значит, ее мама будет жить?

– Похоже на то. Возможно, даже проживет еще несколько лет. А что это означает для нас с Белиндой? Я считаю, что между мужем и женой должно быть полное взаимопонимание, а вы?

– Я вообще-то тоже.

– Для женщины муж должен быть главным человеком.

– А для мужа – жена, не так ли?

– Безусловно, – заключил Джереми.

– Что ж, мне очень жаль. Надеюсь, что вы как-нибудь помиритесь. Судя по тому, что вы рассказывали, вы подходите друг другу.

Значит, Инес на его стороне – или нет? Возможно, она просто хотела поскорее вернуться к своим слезливым воспоминаниям, поглядеть второсортное видео с давно умершим человеком.

– Но я и один могу зайти к вам в среду. Мне бы очень этого хотелось.

– Не думаю, что получится, Джереми. Мне нужно навестить сестру. Она приболела, а я не видела ее несколько недель.

Она не улыбнулась, даже не взглянула на него. Возможно, она очень устала от недавних событий и к тому же напугана. Он надеялся, что она захочет поговорить с ним, обсудить происшествие, спросить, что ему сказали полицейские. Она могла бы рассказать ему о том, что они говорили Коббетту и, возможно, той девушке с индийским именем. Но она просто встала со стула – самый недвусмысленный жест, который можно сделать в присутствии гостя. Ему ничего не оставалось, как уйти. В его экзистенциальной философии проблема выбора всегда была основной. Разве он не выбрал себе вторую личность, чтобы сохранить чистоту совести? Он не способен на выбор только в одном случае…

На улице уже почти стемнело, повсюду загорались фонари. А Джереми любил полную темноту. Даже Гайд-парк в этот час освещен, но в большинстве лондонских скверов, в самом их центре, обычно есть садик, который почти всегда остается в полумраке. Слишком маленький Норфолк-сквер ему не подошел, Квик свернул на юг и пересек Суссекс-гарденс около клуба «Манки Паззл». Луны видно не было. А звезды на хмуром красновато-черном небе Лондона почти всегда невидимы.