Джеймс Паттерсон - Пятый всадник

Дождь вовсю барабанил по стеклам, когда в Муниципальном госпитале Сан-Франциско началось ночное дежурство. В отделении интенсивной терапии спала в своей койке тридцатилетняя Джесси Фальк. Плавая в озере из прохладного света, женщина видела самый замечательный сон за последние годы.

Вместе с зеницей своего ока, трехлетней Клаудией, она играла в плавательном бассейне на заднем дворе бабушкиного дома. Нарядная в подаренном надень рождения купальном костюме, с ярко-розовым надувным поясом, Клаудия шлепала ручками по воде, поблескивая на солнце белокурыми завитками.

— А теперь как бабочка, стиль баттерфляй! Ну-ка!

— Вот так, мама?

Мать с дочкой, заливаясь смехом и выкрикивая смешные словечки, продолжали дурачиться, плескаться и кувыркаться, как вдруг — без малейшего предупреждения! — грудь Джесси пронзила острая боль…

Она очнулась с криком, резко подскочила на кровати и прижала обе руки к горлу.

Что случилось? Почему так больно?

И тут Джесси вспомнила: да-да, она в больнице, снова обострение. Перед глазами встала карета «скорой помощи», в памяти всплыла поездка, лицо врача… «Зачем так волноваться? Все будет хорошо…»

Чуть ли не теряя сознание, Джесси в изнеможении откинулась на спину, шаря рукой в поисках кнопки вызова. Коробочка выскользнула из пальцев и свалилась на пол, с приглушенным стуком задев край кровати.

«Господи Боже, не могу дышать. Что происходит? Я задыхаюсь! Ужас какой! Мне совсем плохо…»

Джесси вывернула шею, всматриваясь втемную пустоту больничной палаты. И тут, буквально краешком глаза, нащупала чей-то силуэт.

А вот и знакомое лицо.

— Ооох, слана Богу, — выдохнула она. — Помогите, пожалуйста. Сердечко совсем уже…

Джесси протянула вперед руки, тщетно хватаясь слабеющими пальцами за воздух, но силуэт не шелохнулся, упорно держась в тени.

— Прошу вас! — взмолилась женщина.

Нет, не идет помощь, не хотят ей помогать. Да что ж это такое?! Здесь ведь больница! Это их работа!

Навалившаяся боль выдавила остатки воздуха из груди, перед глазами заплясали черные пылинки. Поле зрения вдруг сжалось в крошечную белую точку.

— Помогите… я… кажется…

— Да, — промолвил силуэт из тени, — ты умираешь, Джесси. О, сколь чудесна эта минута: смотреть, как человек пересекает порог…

Руки Джесси трепыхнулись крыльями маленькой птички и обмякли. Кончено.

Ночное Идолище вышло вперед и низко склонилось над больничной койкой. Кожа молодой женщины покрыта синюшными пятнами, холодна и влажна на ощупь. Зрачки неподвижны. Пульс отсутствует. На прикроватном мониторе — нули в индикаторах жизненно важных функций. Где она сейчас? На небесах? В аду? Вообще нигде?

Темный силуэт нагнулся за упавшей коробочкой, разгладил одеяло, осторожно поправил прядь белокурых волос на лбу покойницы, разгладил морщинку на воротнике ее больничной рубашки и промокнул потеки слюны в уголках рта.

Проворные пальцы цапнули с тумбочки фотографию в рамке. Ах, славная молодая мамочка! С ребенком на руках. Клаудия, так зовут ее дочку, верно?

Ночное Идолище поставило снимок на место, прикрыло пациентке глаза и поверх век положило небольшие латунные диски — маленькие жетончики, даже меньше десятицентовиков.

Каждый из этих штампованных кружочков нес на себе изображение кадуцея — крылатого жезла, обвитого двумя змеями, — символа медицинской профессии.

Прощальный шепот слился с шипением покрышек по мокрому асфальту Сосновой улицы пятью этажами ниже.

— Спокойной ночи, принцесса.

Я сидела за столом, копаясь в ворохе папок — восемнадцать незакрытых убойных дел, если хотите знать точную цифру, — когда по личной линии позвонила адвокат Юки Кастеллано.

— Мама приглашает на ленч в кафе «Армани», — сообщила Юки, новоиспеченный член нашего женского детективного квартета. — Линдси, тебе не отвертеться. Она и змею уговорит сбросить кожу, только не пойми мои слова превратно.

Ну, хорошо, из чего прикажете выбирать? Холодный кофе с тунцовым салатом у меня в офисе — или вкуснейший средиземноморский обед, скажем, карпаччо с аругулой и тоненькими стружечками пармезана, под бокал бордо, в компании с Юки с ее мамой — заклинательницей змей?

Я сложила папки в аккуратную горку, сказала Бренде, дежурной секретарше, что вернусь часика через два-два с половиной, и покинула дворец правосудия с чистым сердцем, поскольку до трехчасового совещания меня никто не хватится.

Яркий сентябрьский вторник разорвал, наконец, унылую череду дождей; сколько их будет — последних погожих деньков перед тем, как промозглая осень возьмет Сан-Франциско в плен?

На улице прямо петь хотелось.

Я встретила Юки с ее мамой, Кэйко, возле входа в универмаг «Сакс», что стоит в шикарном торговом квартале у въезда на мост «Золотые Ворота». Через минуту, весело болтая, мы уже направлялись по Мэйдн-лейн к Грант-авеню.

— Вы, девочки, слишком эмансипированы, — заметила Кэйко. Безупречно одетая мама Юки была крошечная и хорошенькая, как пташка, только что выпорхнувшая из рук дамского парикмахера. — Никто из мужчин не захочет связываться с чересчур независимой женщиной, — добавила она, поправляя целый набор пакетов из дорогих бутиков на согнутой в локте руке.

— Ма-а-ма! — простонала Юки. — Ты опять за свое? Двадцать первый век на дворе. Это же Америка!

— Посмотри на себя, Линдси, — сказала Кэйко, не обращая внимания на дочь и залезая рукой мне под мышку. — Пожалуйста, что я говорила? Расхаживает с пистолетом!

Мы с Юки на пару издали комический вопль ужаса и тут же расхохотались, заглушив наставления Кэйко: дескать, никто из мужчин не захочет связываться с вооруженной женщиной.

Я еще вытирала уголки глаз тыльной стороной запястья, когда пришлось остановиться на светофоре.

— Да, но у меня все-таки есть бой-френд, — сказала я.