Пол Клив - Чистильщик

Пять подозреваемых.

Уже около одиннадцати, мне пора. Сажусь в автобус и еду домой, но выхожу приблизительно в километре от моей улицы, так как мне нужно подышать свежим воздухом. Удивительная ночь. Дует северо-западный ветер, который может излечить любого, кто находится в подавленном состоянии духа. Тот самый северо-западный ветер, который раздражает всех остальных. Есть у погоды такая примечательная особенность.

Но я не собираюсь заниматься прогнозами.

Впереди у меня множество длинных дней и коротких ночей, поэтому я падаю на подушку, едва успев войти в квартиру, и тут же засыпаю.

Две минуты девятого, сижу на краю кровати в холодном поту. Впервые за многие годы я видел сон. И хотя ощущения, оставшиеся после него, не были чем-то особо неприятным, сам сон определенно был кошмаром. Я был полицейским и расследовал убийство, которое сам же и совершил. Пытаясь притормозить расследование, я играл роль то плохого полицейского, то хорошего. И все же я не сдавался. Вместо этого я предложил, а затем сыграл самому себе весьма похотливую роль, после чего потребовал адвоката. Когда прибыл юрист, он оказался Даниэлой Уолкер. Она выглядела в точности как на своей последней фотографии.

Синяки на ее шее были похожи на цепочку черных деформированных жемчужин. Она ни разу не моргнула и ни разу не отвела от меня взгляда стеклянных глаз. Ее единственные слова были просьбой сознаться, что это я ее убил. Она повторяла их снова и снова, как мантру. Я совершенно запутался и сознался во всех своих убийствах. Затем стены комнаты для допросов разъехались, как будто я был участником телешоу, и моему взору предстал зал суда. Там были и судья, и присяжные, и юрист. Никого из них я не узнал. Там даже оркестр был. Один из тех старых свинговых оркестров, где все музыканты одеты в смокинги. В руках они держали блестящие отполированные инструменты, но никто из них не играл. Несмотря на то что я уже признал себя виновным, присяжные все равно присутствовали, и они объявили меня виновным вторично. Так же, как и судья. Судья приговорил меня к смерти. Оркестр начал играть ту самую песню, которую я слышал в доме у Анжелы, и, пока они играли, два бизнесмена, которых я видел вчера на автобусе, вкатили электрический стул. Я проснулся как раз в тот момент, когда железные скобы электрического стула зажали мои руки и ноги.

Даже теперь, сидя на кровати, я чую запах горящего мяса. Мои внутренние часы впервые подвели меня. Закрываю глаза и пытаюсь нажать ту большую кнопку, которая сбрасывает время. Почему я видел сон? Как так получилось, что я проспал? Потому что я пытаюсь сделать что-то хорошее? Может быть. Я пытаюсь добиться справедливости для семьи Даниэлы Уолкер, и в этом что-то не так. Наверное, я страдаю из-за своей человечности.

Я не хочу опоздать на автобус, поэтому решаю пропустить завтрак. Обед себе приготовить я тоже не успеваю, поэтому быстренько бросаю в портфель несколько фруктов и выбегаю из квартиры. У меня даже не хватает времени рыбок покормить. Небо затянуто облаками, воздух теплый и влажный. Апатично и тепло. Это хуже, чем яркий солнечный день. К тому времени, когда мистер Стэнли возвращает мне непробитый билетик, я уже взмок.

Иду по проходу и сажусь за спиной у тех самых бизнесменов, которых уже видел. Они громко разговаривают. Бизнес то. Деньги это. Я пытаюсь представить, что они делают в свободное время. Если они не спят друг с другом, то у их жен тоже наверняка есть свой бизнес.

Сомневаюсь, что у них хватило бы смелости разобраться со своими сучками, если бы они узнали, что те им изменяют. Я не развод имею в виду.

Салли ждет меня у полицейского участка. Сегодня — никакой мерцающей жары. Только влажное тепло. Салли выглядит так, словно пытается что-то понять; словно она меня знает, но не помнит точно, кто я такой. Потом лицо ее освещается, она протягивает руку и касается моего плеча. Желания отстраниться у меня не возникает.

— Как дела, Джо? Готовишься к еще одному тяжелому трудовому дню?

— Конечно. Мне нравится тут работать. Мне нравятся люди.

Она как будто хочет что-то сказать, потом закрывает рот, потом опять его открывает. Она борется с какой-то мыслью, и бой этот заканчивается поражением. Руки ее падают.

— Прости, Джо, но я не успела приготовить тебе сегодня обед.

Я не уверен, готовит ли она этот обед сама, покупает ли его, или ее мама готовит его, не зная, что он достается мне, но мое лицо при этой новости вытягивается, причем совершенно искренне.

— Гм. Ну ладно, — говорю я, не зная, что теперь делать. Завтрака не было. Обеда нет. Только какие-то полусъедобные фрукты в портфеле, и на них я должен продержаться весь оставшийся день. С чего я взял, что если она два дня подряд приносила мне обед, то должно продолжаться всегда?

— Сегодня у папы день рождения.

— С днем рождения.

Она улыбается.

— Обязательно передам.

В фойе работает кондиционер. Он то работает, то нет. Старый слесарь, который здесь работал, наверное, умер: я давненько его не видел. Салли раньше ему помогала, выполняя мелкие поручения, приносила тряпки и чистила инструменты. Тот тип работы, который греет человеческие сердца мыслью, что умственно отсталые люди имеют возможность трудиться на низкооплачиваемой паршивой работе и благодаря ей становятся полноценными членами общества.

— А чем ты занимался перед тем, как пришел сюда чистить?

— Завтракал.

— Нет, я имею в виду, несколько лет назад, перед тем, как ты начал тут работать.

— Гм. Не знаю. Ничего такого. Никто не хотел брать такого, как я, на работу.

— Такого, как ты?

— Ну, ты понимаешь.

— Ты особенный, Джо. Помни это.

Я помню об этом все время, пока еду в лифте, и продолжаю помнить, когда прощаюсь с женщиной, которая не принесла мне сегодня обеда. Даже когда я, проигнорировав конференц-зал, направляюсь прямиком к себе в офис, я продолжаю помнить, что я особенный. А как иначе, верно? Ведь именно поэтому я сузил круг подозреваемых до пяти человек, в то время как весь остальной участок занимается метанием дротиков в телефонную книгу.

Пять подозреваемых. Детективы Тейлор и Кэлхаун, оба — нездешние, а также Трэверс, МакКой и Шредер.

Кажется, у меня есть идея, как вычеркнуть Трэверса из списка, но сначала мне надо узнать о нем больше. С Кэлхауном и Тейлором будет сложнее — один приехал из Веллингтона, другой — из Окленда. Сомневаюсь, что Шредер — тот, кого я ищу, особенно после его вчерашнего монолога, но я не могу действовать необдуманно. Всех пятерых придется пока оставить в качестве подозреваемых.

Тянется день, переделываются будничные дела. Я трачу время, узнавая то, что знаю и так. Протираю пыль, мою полы. Жизнь для работы. Работа для жизни. Лгала кружка МакКоя.