Джеймс Паттерсон - Целуй девочек

Я догадывался, почему Ник Раскин захватил меня с собой. Раскин не дурак. Он понимал, что состояние Кейт Мактирнан может заинтересовать меня как психолога, тем более что мне и раньше приходилось сталкиваться с подобными посттравматическими осложнениями.

Кателия Мактирнан. Выжила. Но с трудом. В ту первую ночь я простоял у ее постели с полчаса. Сверху от изголовья тянулся тонкий шланг капельницы. Боковая сетка была поднята и туго натянута. В палате уже стояли цветы. Я вспомнил глубокие печальные строки стихотворения Сильвии Плат под названием «Тюльпаны». Стихи повествовали о далекой от сантиментов реакции автора на цветы, присланные ей в палату после попытки самоубийства.

Я пытался припомнить лицо Кейт Мактирнан до того, как оно сплошь покрылось синяками. Я видел ее фотографии. Лицо так распухло и почернело, что казалось, будто на ней защитные очки или даже противогаз. Вокруг челюсти тоже были кровоподтеки и припухлости. В регистрационной клинической записи значилось, что она потеряла зуб. Предположительно, он был выбит, по крайней мере, за два дня до того, как она оказалась в реке. Он бил ее. Казанова. Любовник-самозванец.

Мне очень жаль было молодую женщину. Хотелось сказать ей, что все обойдется.

Я осторожно накрыл ее руку своей и несколько раз повторил одни и те же слова:

– Вы среди друзей, Кейт. Вы в больнице в Чепел-Хилле. Вы в безопасности.

Я не знал, слышит ли меня эта несчастная, способна ли хотя бы понимать. Мне просто хотелось сказать ей что-нибудь, хоть как-то ободрить, прежде чем уйти.

А пока я смотрел на эту молодую женщину, перед глазами у меня стояла Наоми. Я не мог себе представить ее мертвой. Скажите, Кейт Мактирнан, Наоми жива? Вы видели Наоми Кросс? Вот какие вопросы терзали меня, но она все равно не могла на них ответить.

– Вы в безопасности, Кейт. Спите спокойно, все будет хорошо.

Кейт Мактирнан ни слова не могла рассказать о том, что случилось. Она пережила такой кошмар, который я не способен был даже представить.

Она видела Казанову, и он лишил ее дара речи.

Тик-трах.

Молодой адвокат Крис Чэпин купил по дороге домой бутылку «Шардонэ де Болье», и теперь они с невестой Анной Миллер потягивали калифорнийское вино, лежа в постели. Наконец-то наступили выходные дни. Жизнь снова улыбалась Крису и Анне.

– Слава Богу, закончилась эта жуткая рабочая неделя, – воскликнул белокурый двадцатичетырехлетний Крис. Он служил в престижной юридической конторе в Роли. До героя фильма «Фирма» ему еще далеко – машины с откидным верхом немецкого производства не хватает, – но начало адвокатской карьере положено неплохое.

– А мне, к сожалению, до понедельника надо работу по контрактам написать. – Анна сморщила нос. Она училась на третьем курсе юридического факультета. – К тому же сдавать работу придется этому садисту Стэклуму.

– Только не сегодня, Анна-Банана. К черту Стэклума. Давай лучше потрахаемся.

– Спасибо за вино. – Анна улыбнулась, и зубы ее ослепительно сверкнули.

Крис и Анна были хорошей парой. Все так говорили в их компании однокашников. Они дополняли друг друга, во многом сходились во взглядах, а главное – им хватало ума не пытаться переделать друг друга. Крис был очень увлечен своей работой. Ладно, прекрасно. Анне позарез требовалось хотя бы пару раз в месяц побродить по дорогим магазинам. Она тратила деньги так, будто завтрашнего дня не предвидится. Ну, что же, и это сойдет.

– Мне кажется, вину стоит еще немного побродить, – лукаво улыбаясь, сказала Анна. – Мы ведь вполне можем подождать, правда?

Она спустила с плеч лямки белого кружевного лифчика. Этот лифчик и соответствующую ленту кружев она купила в «Тайне Виктории» в пассаже.

– Вполне. Слава Богу, завтра выходной, – согласился Крис Чэпин.

Они сплелись в весьма недвусмысленных объятиях, дурачась, раздевая и лаская друг друга, полностью отдаваясь любовной схватке.

Но в самый захватывающий момент у Анны внезапно возникло странное ощущение. Ей показалось, что в спальне, кроме них, есть еще кто-то. Она вырвалась из объятий Криса.

Кто-то стоял в изножье кровати! На нем была страшная разрисованная маска. Красные и желтые драконы. Жуткие чудовища. Причудливые и злобные, они как будто вцепились друг в друга.

– Какого черта ты тут делаешь? Кто ты такой? – В голосе Криса прозвучал страх. Он сунул руку под кровать и нащупал рукоятку бейсбольной биты, которую они всегда там держали. – Эй, я ведь, кажется, тебя спрашиваю, мать твою.

Непрошеный гость зарычал словно дикий зверь.

– А я тебе отвечаю, мать твою. – В правой руке Казановы оказался револьвер. Он выстрелил, и во лбу Криса Чэпина образовалась кровавая зияющая дыра. Нагое тело юного адвоката рухнуло на спинку кровати. Бейсбольная бита со стуком упала на пол.

Казанова действовал стремительно. Он выхватил пистолет и выстрелил Анне в грудь электрошоковой иглой.

– Прости меня за это, – ласково шептал он, поднимая ее с постели. – Прости, но я обещаю, что заглажу свою вину.

Анна Миллер была второй большой любовью Казановы.

На следующее утро свершилось чудо, которое явилось загадкой для медицинской науки. Все до единого в клинике университета Северной Каролины были потрясены, в особенности я.

Кейт Мактирнан заговорила на рассвете. Меня в клинике не было, зато случайно днем заглянул Кайл Крейг. К несчастью, того, что говорила наша бесценная свидетельница, не понимал никто. Все утро высокообразованный медик бормотала бессвязные слова. Речь ее походила на бред сумасшедшего, а временами казалось, будто она говорит на иностранном языке. В журнале было записано, что она страдает от тремора, конвульсий, мышечных судорог и спазм в брюшной полости.

Я пришел к ней вечером. У нее по-прежнему подозревали черепно-мозговую травму. Большую часть того времени, что я провел в палате, она лежала спокойно и ни на что не реагировала. Только однажды, пытаясь заговорить, издала душераздирающий вопль.

Пока я там находился, зашел лечащий врач. Мы в тот день уже пару раз беседовали. Доктор Мария Руокко не пыталась выжать из меня ту дополнительную информацию о больной, которой я обладал. Она была очень доброжелательна и полна желания помочь, говорила, что готова всеми силами содействовать в поимке того, кто так надругался над молодой женщиной.

Я подозревал, что Кейт Мактирнан считала, будто по-прежнему находится в плену. Наблюдая за тем, как она сражается с невидимым противником, я чувствовал, что она истинный борец. Я инстинктивно болел за нее, внутренне поддерживал, ободрял.

Я вызвался в добровольные сиделки у постели Кейт Мактирнан. Никто меня от такого дежурства не отговаривал. Все надеялись, авось она что-нибудь скажет. Одна фраза или даже слово могло стать ключом к розыску Казановы. Именно такого ключика нам не хватало, чтобы разом мобилизовать все силы.