Джеймс Паттерсон - Целуй девочек

И тогда на крыльце дома Вика Сакса меня поразила совершенно сумасбродная, головокружительная мысль. Мне показалось, будто я делал сальто-мортале и вдруг замер в воздухе на самой середине кувырка. Время остановилось. Он – Казанова! – внезапно понял я.

Вика Сакса использовали так или иначе в качестве модели Казановы. Таков был изначальный план монстров. Они нашли козла отпущения для своих безупречных преступлений и похождений в стиле маркиза де Сада.

Доктор Вик Сакс и в самом деле – Казанова, но при этом он вовсе не монстр. Казанова – еще одно прикрытие. Он ничего не знал об истинном «коллекционере». Он оказался лишь очередной жертвой.

– Я Джентльмен-Ловелас, – с театральным поклоном объявил Уилл Рудольф. На нем был смокинг, черная «бабочка» и парадная сорочка. Волосы стянуты на затылке в тугой хвостик. По такому торжественному случаю он купил белые розы.

– А меня вы знаете, дамы. Вы все так прекрасны, – сказал стоявший рядом Казанова. Его наряд составлял полный контраст с вечерним костюмом компаньона: узкие черные джинсы, черные ковбойские сапоги. Без рубашки. Живот плоский и мускулистый. Лицо скрывала черная страшная маска, исчерченная светло-серыми полосами.

Церемония представления состоялась в гостиной дома ужасов, где женщины выстроились вдоль длинного стола.

В тот же день, чуть раньше, их предупредили, что предстоит особое торжество.

– Поймали наконец бешеную собаку Казанову, – объявил Казанова. – Вот каковы новости. Оказалось, что им был какой-то помешанный преподаватель университета. В наше время никому нельзя доверять.

Женщинам было приказано одеться по своему выбору, но нарядно, соответственно событию. Вечерние платья с глубокими вырезами, туфли на высоких каблуках, тонкие чулки и жемчужные ожерелья или длинные серьги. Никаких иных украшений. Они должны были выглядеть «элегантно».

– Сейчас у тебя здесь всего семь красивых женщин, – отметил Рудольф, наблюдая вместе с Казановой, как женщины входят в гостиную и выстраиваются в ряд, точно на официальном приеме. – Уж слишком ты разборчивый. Настоящий Казанова был более всеядным любовником, хватал всех, кто под руку попадется.

– Но ты должен признать, что эти семеро – нечто особенное, – возразил другу Казанова. – Моя коллекция уникальна. Лучшая в мире.

– Пожалуй, – согласился Джентльмен. – Они все словно с картин сошли. Начнем?

Они решили поиграть в любимую старую игру. «Счастливая семерка». Иногда бывали «счастливая четверка», «счастливая дюжина», «счастливая двойка». Идея принадлежала Джентльмену. Это была его ночь. Возможно, последняя ночь в этом доме для них обоих.

Они медленно двинулись вдоль выстроившихся в ряд женщин. Сначала поговорили с Мелиссой Стэнфилд. Она была в красном платье, длинные светлые волосы зачесаны набок и заколоты.

– Ты берегла себя для меня? – спросил Джентльмен.

Мелисса сдержанно улыбнулась.

– Я берегу для кого-то свое сердце. Уилл Рудольф улыбнулся находчивому ответу и провел тыльной стороной ладони по лицу девушки. Затем его рука скользнула дальше, по шее, и еще ниже, к упругой груди. Девушка не показала ни своего страха, ни отвращения. Таковы были правила этой игры.

– Ты очень подходишь для нашей милой игры, Мелисса, – проговорил он. – Ты замечательный игрок.

Следующей в ряду стояла Наоми Кросс. На ней было вечернее платье цвета слоновой кости. Шикарное платье. На балу какой-нибудь вашингтонской юридической фирмы она была бы первой красавицей. От запаха ее духов у Казановы слегка закружилась голова. Ему пришлось предупредить Джентльмена, чтобы тот держался от нее подальше. Ведь его друг недолюбливал ее дядюшку, Алекса Кросса.

– Мы еще успеем поговорить с Наоми, – сказал Джентльмен и поцеловал ей руку. – Enchate [32]. – Он кивнул и остановился у шестой по счету женщины. Повернул голову, окинул взглядом последнюю, седьмую, и снова посмотрел на номер шесть. – Ты удивительно хороша, – тихо, почти застенчиво произнес он. – Необыкновенная, правда.

– Ее зовут Криста, – с понимающей улыбкой сообщил Казанова.

– Сегодня вечером парой мне будет Криста, – с воодушевлением воскликнул Джентльмен. Он сделал выбор. Казанова преподнес ему подарок – знает, как угодить другу.

Криста Акерс пыталась улыбнуться. Таковы правила в этом доме. Но она не могла себя заставить. Именно это больше всего понравилось в ней Джентльмену – восхитительный страх в глазах.

Он был готов к игре «Целуй девочек».

В последний раз.

На следующее утро после ареста доктора Вика Сакса Казанова шел по коридорам Медицинского центра Дьюк. Шел спокойным шагом и так же спокойно вошел в отдельную палату Кейт Мактирнан.

Теперь он мог идти куда вздумается. Ему снова ничто не грозит.

– Привет, дорогуша. Все воюешь? – шепнул он Кейт.

Она была совсем одна, хотя на этаже по-прежнему дежурил полицейский из даремского полицейского управления. Казанова опустился на стул рядом с кроватью. Он смотрел на изуродованное лицо, которое прежде было так красиво.

Он больше не был зол на Кейт. На кого теперь злиться? Не на кого. «Свет все еще горит, – думал он, глядя в неподвижные карие глаза, – но дома никого нет, правда, Кэти?»

Ему было приятно находиться в ее больничной палате – кровь закипала, желания обострялись, тянуло на подвиги. Одно то, что он сидит возле ее больничной койки, наполняло душу уверенностью.

Теперь это было важно. Следовало принимать решения. Как дальше использовать ситуацию с доктором Виком Саксом? Не надо ли подбросить хвороста в костер? Или это будет перебор, а следовательно, лучше поостеречься?

Есть еще одна сложная проблема, которую придется решать в ближайшее время. Следует ли им с Рудольфом покидать территорию Университетского треугольника? Ему не хотелось этого делать – родной дом, как ни говори, – но, может быть, придется. А Уилл Рудольф? Он явно нервничал в Калифорнии. Принимал валиум, халсион, занакс – и это только те средства, о которых знал Казанова. Очень скоро он может их обоих подвести под монастырь. А с другой стороны, ему так одиноко, когда Рудольфа нет поблизости. Как будто от него отсекли половину.

Казанова услышал, как у него за спиной отворилась дверь в палату. Он оглянулся… и улыбнулся входящему.

– Я уже ухожу, Алекс, – сказал он и встал. – Никаких перемен. Ужасно жаль.

Алекс Кросс позволил Казанове пройти мимо и выйти за дверь.

«Я повсюду свой человек, – думал Казанова, шагая по больничному коридору. – Меня никогда не поймают. У меня безупречная маска».

В зале бара гостиницы «Вашингтон-Дьюк» стояло замечательное старинное пианино. Тем утром, часов с четырех до пяти, я сидел за ним и наяривал мелодии Большого Джо Тернера и слепого Лемона Джефферсона. Играл все подряд – блюзы, баллады, вываливал свое раздражение, хандру, беспомощность. Гостиничная обслуга была, конечно, ошеломлена.