Мануэль Кинто - Знак Сатаны

— Ну, эта сторона деятельности нас пока не интересует. Возможно, первое убийство не на его совести; просто, зная обстоятельства, Фидель сработал под вампира.

— Убийство на почве страсти исключает продуманную, скрупулезную подготовку.

— Вовсе нет, ты же сам прекрасно мне все растолковал. Убийство Фидель совершил в состоянии аффекта, потом, когда до него дошло наконец, жутко перепугался, а тут на память пришла дядюшкина болтовня… Оно, конечно, — может, и противно кусать покойницу, да своя-то рубашка ближе к телу… Словом, задумано ловко, да не на тех он напал, верно?

— Какое там ловко… Я, если хочешь знать, уверен, что оба эти преступления напрямую связаны с тем, что случилось здесь пятнадцать лет назад.

— Нашел, когда прошлогодний снег вспоминать! Нет, уж лучше синица в руках, и я ей головку набок сверну… А то Родригес вон филином смотрит.

— Ты еще рассчитываешь на меня? Тогда подскажи, где разыскать ту птичку, которой перышки потрепали, да неудачно.

— Э, вон ты куда, — мрачнеет Пучадес, — подожди, я сейчас.

На мгновение выглянув в коридор, он плотно закрывает дверь кабинета. И только после этого оборачивается ко мне.

— Все уж быльем поросло, а ты, значит, решил выйти на след той бабы? Да она уж небось давно бабушка!

— Это роли не играет. Мне нужны двое: она и бывший комиссар Пуэртолас. Встреча с ними все и решит.

— Черт с тобой, — сникает Пучадес. — Эту мокрицу зовут Соледад Тибурсио, больше нам ничего не известно…

— Так-таки, ничего?

— Ровным счетом… Ну, вроде бы живет в Барселоне, а сестрица ее — здесь, в квартале Вирхен дель Климатерио… Все. А о комиссаре Пуэртоласе забудь — не было такого, понял?

Я все понял, но ничего не забыл, и первым делом отправил Суси в гости к местным коллегам — поспрашивает одного-другого, глядишь, что-нибудь путное и наскребется. Ну, а нужную мне информацию удалось раздобыть у первой же овощной лавки.

Квартал Вирхен дель Климатерио целиком состоит из блоков дешевых построек, этажи здесь лепятся, как соты в ульях. Лестница нужного мне подъезда пропахла кошками, помойкой и подгорелой кашей. Дверь на втором этаже открывает женщина средних лет, облаченная в халат далеко не первой свежести.

— Ой, дядя! И чего же вам надя? — корчит рожи выскочивший из-за ее спины мальчишка.

— А ну цыц, пострел! — отвешивает она оплеуху. — Да, собственно, вы к кому?

— Простите, вы — сестра сеньориты Соледад Тибурсио?

— Да хоть бы и я, так что? Я с этой гулящей девкой не якшаюсь, ясно?

— Нам бы только узнать, где можно ее найти Есть о чем поболтать, прямо сил никаких нет, до чего хочется.

— Так вы из полиции? Да что ты все вертишься по ногами, негодник!

— Я сотрудничаю с полицией.

— А, стукач, значит… Вот уж не думала, что с этой публикой придется общаться.

— Да никакой я не стукач! — огрызаюсь, — просто инспектор Пучадес поручил мне заняться убийством этой несчастной медсестры.

— Ну, что у шлюхи может быть общего со взбесившимся дебилом, который потрошит благочестивых граждан этого богом забытого городка? Она давно уже живет в Барселоне.

— Пятнадцать лет назад на вашу сестру здесь напали, но тогда ей повезло…

— Да как сказать… Не по своей воле она убралась отсюда: нашлись советчики. А живет она в пансионе на улице Сан-Бониато… Правда, это было года два назад, с тех пор мне ничего о ней не известно…

— Вы тут обмолвились о каких-то советчиках. Кто они?

— Да из вашей же братии, из фараонов. В ту пору здесь заправлял порядком некто Пуэртолас, так у него под контролем были все наперечет проститутки. Ну, он и предупредил Соледад, что сильно осложнит ей существование, если она не уберется отсюда.

— Но почему? Разве человек виноват в том, что на него напали?

— Откуда мне знать… Дождусь я наконец в этом доме покоя?!

Сняв тапок, она не глядя швыряет его в коридор.

— Ну зачем же так… Мальчик ничего такого…

— А я не в него, с чего вы взяли? Беда с этими мухами! Парень-то диабетик, вот они к нему и липнут…

— Так где, вы говорите, я могу разыскать вашу сестру?

— Опять двадцать пять… Повторяю для дураков: в последний раз мы виделись с ней года два назад, и тогда она сильно напоминала мне откормившееся вороньем пугало: ее дико мучили газы… Так вот, пансион называется «Умывальник с секретом», его все на Сан-Бониато знают. Ну, чем вам еще услужить?

Дверь с треском захлопывается, я вылетаю на улицу.

…В местной газете «Дела хозяйские» никто понятия не имеет о нынешней стоянке сеньора Пуэртоласа. Суси обескуражена неудачей и чувствует себя передо мной виноватой; уже ничего не стоит уговорить ее отдать мне машину, а самой остаться: кто знает, может, еще удастся напасть на след экс-комиссара, пока я утрясаю дела в Барселоне.

А теперь, друзья мои, у вас есть прекрасная возможность, по достоинству оценить, каков я на скоростной автостраде — весь во власти стихий, солнцу и ветру навстречу… Ну, признайтесь, ведь хорош, а? О Барселона, древняя обитель королей, город-легенда… Впрочем, я отвлекся, как бы ненароком не проскочить мимо… Но вот, наконец, я со всего маху ныряю в бурный автопоток метрополии и, совершив ряд хитроумных маневров, — хорошо, вы мне под руку ничего не говорили, — припарковываюсь у площади Кардуньи. Ну, где этот «Хитрый рукомойник» или как его там?.. Заведение я отыскиваю в Китайском квартале, и, боже мой! — вы представить себе не можете, до чего беспросветно убог его вид, эти ввалившиеся щеки окон и вывеска — рука просящего подаяние. Персонал пансиона состоит из пары арабов, глядящих на все исподлобья, немощного старика и до чрезвычайности подвижной карлицы, исполняющей роль патронессы.

— Мне бы повидать сеньориту Соледад Тибурсио, — обращаюсь к ней.

— А, наконец-то! Она с утра пораньше как завелась — сладу нет. Вот чертовка — всю приличную клиентуру распугает. Ты уж, дружок, сыпани ей дозу, чтоб заткнулась наконец. Чего? Да вон, по коридору вторая дверь направо.

В комнате — застоявшийся мрак, и мне не сразу удается разглядеть, что к чему. А тут еще натыкаюсь на какой-то тюфяк, и из тучи поднятой пыли до меня доносится оглушительный кашель переходящий в хриплые стенанья. Пыль постепенно оседает, и я обнаруживаю наконец валяющуюся на тюфяке груду тряпья. Приглядевшись, приходится признать в ней лежащую ничком женщину. Вот она с усилием опирается на локоть, и глаза ее дрейфуют, как у матросов, заплывших в безысходное море.

— Это ты, Махдур? — пахнуло наркотиками.

— Нет. Меня зовут Пале, я пришел задать вам пару вопросов.

— Убирайся… Ты что, не видишь, я жду Махдура.

Рука тянется к ночному горшку, но попытка запустить им в меня неудачна — горшок выпадает из трясущихся пальцев.