Стюарт Макбрайд - День рождения мертвецов

Да к черту все. Прохромал до лифта, нажал на кнопку. Спина покрылась потом. Дзинь. Двери лифта наконец раскрылись.

Поехал вниз.

Воздух вонял плесенью, смешанной с каким-то металлическим привкусом. Не медистый запах крови, нет, что-то более древнее. Промышленное.

На минуту остановился, приложив голову к холодной бетонной стене. Так, глубокий вдох. Выдох. Не обращать внимания на боль. Не обращать внимания на боль. Уже не болит… Совсем-совсем не болит…

Вот ведь кусок дерьма — горит огнем.

Стена шершавая. Шагов не слышно, не слышно ни криков, ни звуков борьбы, просто гудение и жужжание машин где-то в глубине.

И куда она, черт бы ее побрал, делась?..

Где-то впереди вверху щелкнула лампа, свет загорелся и погас, снова наступила темнота.

Достал фонарик, щелкнул кнопкой. Провел лучом по бетонному полу, он высветил дорожку из блестящих красных капель. Они пересекали нарисованную на бетонном полу черную линию, которая вела к моргу.

Сказать Элис, чтобы не смела туда соваться.

Вперед!

Пошел вперед, тяжело опираясь на трость; пот течет по лицу. Каждый шаг — как будто кто-то вбивает мне в подошву раскаленный гвоздь.

Чертовый туннель как в тумане.

Все дальше и дальше в темноту.

Еще один т-образный перекресток. Остановился, отдуваясь, вытер рукавом лицо. Моргнул.

Налево или направо? Линия, ведущая в морг, шла направо. В противоположном направлении шел коридор, погруженный в кромешную тьму. И крови там не было.

Вот черт!..

Достал пару таблеток трамадола, проглотил.

Куда, черт возьми, подевалась Элис? И какого черта меня никто не хочет…

Из коридора по левую руку донесся какой-то шорох. Посветил фонариком. Вот она, Элис, в полосатой черно-красной футболке, в кофте с длинным рукавом, сжимает в руках приличный кусок металлической трубы.

Похромал к ней, негромко позвал:

— Элис?

Она крутанулась, глаза расширены от ужаса. Замерла. Потом — улыбка, слегка кривоватая из-за распухшей щеки и синяка под глазом.

— Прости…

Опустила отрезок трубы и кивнула головой на дверь метрах в полутора от нее с табличкой «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА».

— Сказал же тебе — не преследовать его!

— Как ты думаешь, почему я здесь стою? А он там. Я, может быть, девушка со странностями, но не совсем тупая. — Нахмурилась. Протянула руку, прикоснулась к моей щеке: — Ты совсем промок.

— Сколько он там сидит?

— Минуты три, может быть, четыре.

Я вытер рукой скользкое от пота лицо:

— Ладно. — Пистолет, когда я его достал, казалось, весил целую тонну. — Иди в конец коридора и жди у морга, поняла? Скоро придет подкрепление.

Элис кивнула:

— Эш, ты только не… — Встала на цыпочки и поцеловала меня в щеку. — Будь осторожен.

Повернулась и пошла к развилке, а потом в сторону морга. На пороге, остановившись, обернулась, взглянула на меня и исчезла внутри.

Я крепче сжал в руке пистолет. Прохромал до двери с табличкой «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА» и дернул за ручку. Не заперто.

Дверь распахнулась в темную комнату, единственным светом в которой было слабое красное мерцание, шедшее откуда-то сверху. Что-то вроде дежурного освещения.

В комнате ничего не было видно из-за стоящих в ней металлических стеллажей, заставленных коробками с резиновыми перчатками, большими бутылями с дезинфицирующим раствором и рулонами черных пакетов для мусора. Здесь было жарко, воняло аммиаком и еще чем-то, мерзким и землистым. Чем-то вроде орехового масла и сырого бекона.

Я поднял фонарик и провел лучом по полкам:

— Макензи, я знаю, что ты здесь. Все кончено.

Какое-то шуршание. Как будто что-то мелкое скребется.

Прислонился спиной к стене и медленно пошел к тому месту, где кончались полки.

— Черт!

Одна из стен почти до потолка была заставлена металлическими клетками. В свете фонарика вспыхнули сотни крохотных красных точек. Крысы. Пapa мерзких тварей зашипела на меня.

Я провел лучом фонаря дальше, и вот он, Фрэнк Макензи, — стоит, прислонившись спиной к полке. Дрожит. Нос уже никогда не будет прямым. Кровь образовала на рубашке что-то вроде пятен Роршаха.

Поднял пистолет:

— Где Кети?

Он отшатнулся, уставился на ноги, руки пауками забегали по полке.

— Я не…

— ГДЕ МОЯ ДОЧЬ, МАТЬ ТВОЮ?

— Это не я, меня заставили, они…

— Где она? — Я, хромая, подошел к нему.

Крысы повернулись и уставились на меня. Задергались чешуйчатые розовые хвосты.

— Я… — Он дернул плечом. — Они забрали ее. Они ее выкопали и забрали.

Выкопали? Что-то плотное встало у меня поперек горла, перекрывая воздух… Ребекка. Они выкопали Ребекку вместе с остальными.

— Не Ребекка! Кети! Где Кети? Ее не было на твоих кровавых снимках. ГДЕ ОНА?

Он, нахмурившись, взглянул на меня:

— Кети? Мы не… Кто такая Кети?

— Кети Хендерсон. Кети Николь. Моя дочь, черт возьми! — Я вынул бумажник, раскрыл и показал ему фотографию. — Кети!

— Я не знаю, никогда ее раньше не видел, это…

Я приставил пистолет к его лбу.

Макензи завопил, его руки стали хвататься за полки, на бетонный пол полетели картонные ящики и жестянки.

— Я ничего не делал, я просто фотографировал, это все она! Я не хотел! Это…

— ГДЕ ОНА?

— Я не знаю, я никогда не видел…

Пистолет рявкнул, как питбуль.

Макензи завопил, хватаясь руками за дыру, на месте которой когда-то был кусок его левого уха. Выстрел эхом отозвался в шлакобетонных стенах.

Он опустился на четвереньки, сквозь пальцы сочилась кровь.

— Где она?

— Я НЕ ЗНАЮ!

Я ударил его пистолетом наотмашь, и он с грохотом свалился на полки:

— Ааааааагх…

— Кети Хендерсон, твоя четырнадцатая жертва.

Он заморгал полными слез глазами:

— Четырнадцатая?

В углу комнаты раковина, рядом с ней швабра и ведро на колесиках, полное серой грязной воды. Это, конечно, не «Пино Нуар» девяносто шестого года, но вполне сойдет.

— Последний шанс.

— Я не понимаю… — Он пялился на меня, сморщив брови; рот искажен гримасой боли, по щеке течет кровь. — Зачем нам нужна четырнадцатая?

Нужно было найти что-то, к чему можно было привязать ублюдка. Дверь была слишком тяжелой, и я вряд ли мог сбить ее с нетель. Ничего, подойдет стеллаж. Ухватившись за ближайший, оторвал его от стены и бросил на пол. В разные стороны полетели рулоны туалетной бумаги и пластиковые бутыли с чистящей жидкостью.

Макензи закричал, схватившись руками за голову:

— Я не трогал ее!

— Водичку в тебя никогда не вливали? Сейчас ты у меня попробуешь…

За спиной какой-то шум.

Да черт возьми, ну почему никто никогда меня не слушает?

— Элис, я же тебе сказал — иди в морг. — Повернулся. Замер.

Это была не Элис. Это была Крысолов. Она была громадная, плечи сгорблены, стояла и пялилась на меня. В свете фонарика ее глаза сверкали, как у крыс в клетках… Оскалилась и прошипела: