Майкл Слэйд - Охотник за головами

– Я знаю.

Это потерял тот, кто унес мои головы.

– Знаю.

Так думай же! Кто это?

– Я не могу думать, мама. Я уже знаю!

Мысль пришла внезапно. Спарки, не веря своим глазам, перечитывал слова на ручке фонарика:

"Ванкуверское отделение полиции".

– О Боже, я пропал! Теперь все узнают!

Так кто наш вор? Тот тип, что задавал вопросы? Из городской полиции?

– Да! – Спарки отчаянно кивнул. – Я пропал!

Заткнись. Может быть, что-то еще можно сделать.

– Что, мама? Все, их нет! Их унесли!

Что значит «все»? Мои головы украли, они в чьих-то грязных руках. Моих прекрасных волос касается кто-то чужой. Я хочу получить их обратно. Сегодня же.

– Но как?

У тебя есть список всех членов отряда с адресами. Этот парень тоже там, как ответственный за связь с городской полицией. Так что снимай эту рвань и надевай собственный мундир. Зачем ты вообще таскаешь мундир отца? Он мертв.

– Нет, мама. Он жив. Он здесь, внутри.

Он мертв. Мы убили его. Ты видел, как он умирал в снегу.

Я не убивал его! Это все ты. Мне было всего два года.

Ты был там, Спарки. Ты свидетель и соучастник. Ты видел, как он выблевывал кишки, когда яд добрался до него. Ты видел все и не остановил меня, значит, ты тоже виновен.

– Но мне было всего два...

Заткнись, дрожащий кусок дерьма! Ты все больше становишься похож на своего папашу. Ты этого хотел? Стать похожим на него?

Спарки заплакал, сотрясаясь в рыданиях.

– Не смей так говорить! Мой папа жив!

Посмотри на себя. Ты точь-в-точь он. Он также тащился от своего отца. Хотел быть похожим, «поддерживать традицию». А тот плевать на него хотел. Даже отказался дать ему свое имя. Разве твоя фамилия Блейк? То-то. Твой папаша был ублюдком в истинном значении слова.

– Мама, почему ты так меня ненавидела? Мне же было всего два года!

Посмотри в зеркало, Спарки. Ты не понимаешь? Ты же вылитый он! Я не хотела тебя, это была его идея. Знаешь, что он заставлял меня делать там, в Арктике? Одевал, как шлюху, и заставлял танцевать. Я дрожала от холода, а он оглядывал меня, как кусок говядины. "Мне нравится, когда тебе холодно, – говорил он. – Тогда у тебя соски твердеют. Теперь повернись, Сюзанна, и спусти трусы. Чем больше он станет, тем приятнее тебе будет". Господи, как я ненавидела его! Он был как отец. «Сюзанна, милая, иди сюда. Ничего не говори маме. Ну-ка, сними штанишки и покажи папочке, что у тебя есть».

– Мама, уходи! Оставь меня!

Ты никогда не избавишься от меня, Спарки. Я в твоей голове. Думаешь, эта рваная форма защитит тебя? Хочешь служить своему папаше? Ну и черт с тобой. Я все равно выиграю. Ты сгниешь в тюрьме в Нью-Орлеане. Понятно тебе?

Зубы Спарки сжались в приступе агонии. Боль пронзила его голову тысячей осколков стекла. Падая на пол, он успел запустить свечой в зеркало, и оно рассыпалось стеклянным дождем.

Темноту и боль разогнал голос Сюзанны:

Спарки, вставай. Ты сделаешь, что я сказала?

– Да.

Я убила твоего отца, но ты все эти годы скрывал убийцу в своем мозгу.

– Да.

Значит, ты так же виновен, как я?

– Да.

И ты будешь слушаться меня, как и раньше?

– Да.

Найди этого копа, Спарки.

– Да.

И убей его. Убей!

19.19

С каждым шагом все было легче, проще.

Спарки поднялся наверх и отпер дверь, ведущую в сарай. Потом снял изодранный, в пятнах крови, мундир пятидесятилетней давности и переоделся в новый. Он пропах рыбой и падалью, но ветер с реки скоро прогонит этот запах. Теперь нужно найти Флада.

Не забыть кокаин.

На верхней полке в сарае стояло два мешка по полфунта, надежно укрытые под пакетами с сухой краской. Спарки вынес их из домика, где был убит Джон Линкольн Харди, через полчаса после отбытия летучего патруля.

Сперва он хотел придержать их на черный день. В Ванкувере колеса "подземной железной дороги" лучше всего смазываются наркотиками. Если у вас есть кокаин, вы можете попасть хоть в Тимбукту без лишних вопросов. Но сегодня мешки могли послужить ему иначе.

Он взял один мешок и вышел из сарая, заперев его на ключ.

Снаружи завывал холодный ветер. Зима вступала в свои права.

Патрульная машина ждала его в нескольких кварталах от реки, укрытая в старом заброшенном гараже. Конечно, было опасно разъезжать в этой машине и в парадном мундире, но мама хотела, чтобы он расчесал ей волосы, так что выхода не было.

В бардачке машины Спарки нашел список отряда. В нем были адрес и телефон Флада.

Через полчаса пошел снег. Ветер продувал улицы-ущелья Вест-Энда. Окна смотрели сквозь белую пелену невидящими глазами.

Спарки сверился с адресом. До дома Флада оставался один квартал.

19.23

– Как они это делают? – спросила Женевьева. – Засушивают головы?

Она посмотрела на тсантсу, которую держала в руке.

– Это секрет индейцев хиваро. Хотя это запрещено законом, практика сохраняется.

– В Ванкуверском музее человека есть такая голова, Я помню, что видела ее там.

– Разве вы не сталкиваетесь каждый день с "высушивателями голов" у себя на работе? – Флад невесело улыбнулся и допил свой бокал.

– Мрачный у вас юмор.

– Что поделать? Так вот, отрезав голову, хиваро кладут ее в корзину и дают стечь крови. Потом наполняют водой большой глиняный горшок и ставят его на огонь. Когда голова побелеет из-за оттока крови, ее берут за волосы, опускают в кипящую воду и держат там от пятнадцати до тридцати минут. Когда процедура завершается, кожа головы становится белой, как бумага. После этого на затылке делают разрез и осторожно снимают кожу и волосы. Потом зашивают разрез, а также глазницы. Через отверстие в шее засыпают горячий песок. Постепенно голова съеживается до размеров апельсина, только волосы остаются прежними.

Женевьева Деклерк повертела голову в руках.

– Ужасно вообразить, кем была эта женщина. Ведь она просто жила в этом городе, шла по своим делам, ничего не подозревая – и так закончила.

Эл Флад подошел к ней.

– Если хотите освободить ее дух, нужно разрезать ей губы, – он провел пальцем по губам тсантсы. – Зашивание губ означает конец процесса. Индейцы используют костяные иглы и обезьяньи жилы вместо ниток. Они верят, что если рот остается открытым, то душа может улететь и начнет тогда мстить своему убийце.

Женевьева взглянула на губы головы. Охотник сшил их золотыми колечками, стянутыми кожаной ниткой.

– Почему он просто не зашил ей губы?

– Хороший вопрос. Кто же его знает?

19.24

Подобравшись к зданию вплотную, Спарки подошел к дверям дома. А Флад значился в списке жильцов у входа, как проживающий в квартире 404.

Спарки обошел дом кругом. В нем было четыре этажа, на каждом по две квартиры. Все окна выходили на Лагун-драйв и Стэнли-парк за ней. В ясный день отсюда должны были быть видны горы. Сейчас, сквозь снежную пелену, не было видно даже парка.