Карен Фоссум - Глаз Эвы

– Но чем же ты занимаешься, в конце‑то концов?

Она удивленно смотрела на подругу. Майя скомкала салфетку, пока произносила свою тираду, и теперь смотрела прямо Эве в глаза.

– Давай назовем это «работа с клиентами». Мне звонят, записываются, а я их принимаю. Знаешь, потребности у людей бывают самые разные, а эта ниша на рынке всегда существует. Я бы сказала потребность в любви глубока, как Марианская впадина. Проще говоря, я – «жрица любви», так это целомудренно называют. Или, как говорили в старые добрые времена, – шлюха.

Эва покраснела.

Должно быть, она ослышалась. Или же Майя просто хочет ее подразнить, она всегда любила ее дразнить.

– Что ты сказала?

Майя улыбнулась уголками губ и стряхнула пепел.

Эва ничего не могла с собой поделать. Она все смотрела и смотрела, но уже совершенно по‑другому, на золотые украшения, на дорогую одежду, на часы, на кошелек, лежащий рядом с кофейной чашкой, который, казалось, вот‑вот лопнет от купюр, а потом перевела взгляд на лицо подруги, как будто увидела его впервые.

– Тебя всегда было легко шокировать, – сухо произнесла Майя.

– Да уж, честно говоря… Прости меня, но к такой информации я была не готова.

Она действительно чувствовала себя крайне неловко.

– Но ты же не ловишь клиентов на улице, то есть, я хочу сказать, ты выглядишь не так…

– Нет, Эва Мария, не ловлю. И не колюсь. Я много работаю, как все люди. Правда, не плачу налоги.

– А тебя… А многие об этом знают?

– Только мои клиенты, а их немало. Но большинство из них – постоянные. И это на самом деле неплохо, земля, как известно, слухами полнится, предприятие процветает. Не могу сказать, что я лопаюсь от гордости, но и стыдиться мне нечего.

Она ненадолго замолчала.

– Ну что, Эва, – сказала она и затянулась, – ты считаешь, мне должно быть стыдно?

Эва отрицательно помотала головой. Но у нее все внутри просто переворачивалось, когда она думала о Майе и ее так называемой работе, представляла себе, чем она занимается, и воображала себя на ее месте.

– Нет, господи, откуда я знаю! Просто это так неожиданно. Я не могу понять, что тебя заставило…

– Ничто не заставляло. Я сама это выбрала.

– Но как ты могла выбрать такое?

– Это было самое простое. Куча денег за кратчайший срок. И никаких налогов.

– Да, но… Подумай о своем здоровье! Я хочу сказать, ты же сама себя не уважаешь. Отдаешься кому угодно!

– Я никому не отдаюсь, я продаюсь. Кроме того, всем приходится проводить границу между работой и личной жизнью, а у меня с этим никаких проблем!

Она улыбнулась, и Эва увидела, что ямочки на ее щеках с годами стал глубже.

– Да, но что скажет, например, муж, если ты выйдешь замуж, а он узнает?

– Ему либо придется это принять, либо пусть катится ко всем чертям, – коротко ответила Майя.

– Но разве тебе не тяжело с этим жить, год за годом? Ведь тебе же приходится это скрывать?

– А что, у тебя в жизни никаких тайн нет? У всех есть тайны. А ты, кстати, в своем репертуаре, – добавила она. – Обожаешь все усложнять, задаешь слишком много вопросов. Я хочу, чтобы у меня был маленький пансион, хорошо бы на побережье, еще лучше – в Нормандии. Мне хочется, чтобы это был старый дом, который я приведу в порядок сама. Мне нужна пара миллионов, к новому году они у меня будут, и тогда я уеду отсюда.

– Пара миллионов? Эва не могла найти слов.

– И потом, я очень многому научилась.

– Чему такое может научить?

– Да так, всему понемножку. Гораздо большему, чем можешь научиться ты, когда рисуешь. Мне кажется, это своего рода эгоизм – быть художником. Ты тратишь время только на постижение самой себя. Вместо того чтобы изучать других людей вокруг себя.

– Ты сейчас говоришь прямо как мой папа.

– А как он?

– Да не очень. Он теперь вдовец.

– Да? Я не знала. А что случилось с твоей мамой?

– Давай я тебе как‑нибудь в другой раз про это расскажу.

Они помолчали; каждая думала о своем.

– Ну, в профессиональном плане мы с тобой обе – аутсайдеры, – сказала вдруг Майя. – Но я хотя бы деньги зарабатываю. Не будем лицемерить, все мы в конечном счете работаем для денег, правда? Если бы у меня не было денег, чтобы купить себе кусочек торта в кафе, я бы не пережила. Я хочу спросить, а как у тебя с самоуважением?

Эва улыбнулась: подруга отплатила ей той же монетой.

– Плохо, – призналась она. Она больше не могла притворяться. – В кошельке у меня осталось сто сорок крон, а в ящике дома лежат неоплаченные счета на десять тысяч крон. Сегодня мне отключили телефон, и я не заплатила за страховку дома. Но я жду, деньги должны вот‑вот прислать. Я получаю стипендию, – сказала она гордо, – от Национального совета по делам художников.

– То есть ты живешь на пособие?

– Нет. Господи, конечно же, нет! – Эва почувствовала, что закипает. – Я получаю эти деньги, потому что моя работа заслуживает внимания; я подаю надежды; благодаря этим деньгам я могу работать дальше и развиваться, чтобы в конце концов встать на ноги как художник!

Она выпалила это, и ей стало легче.

– Прости, – сказала Майя примирительно. – Я не очень разбираюсь в этих делах. То есть, получать стипендию – это хорошо?

– Ну, конечно! Все об этом мечтают!

– Да, а вот мне государство не помогает.

– А ты бы попробовала, попросила, – хмыкнула Эва.

– Пойду еще кофе возьму.

Эва выудила из пачки еще одну сигарету и проводила взглядом пухленькую фигурку. У нее никак не укладывалось в голове, что Майя стала проституткой. Та Майя, которую, как казалось, она так хорошо знала. Но заработать пару миллионов – не кот начихал – неужели это действительно правда? Неужели это так легко? Она задумалась: на что бы она потратила пару миллионов, если бы они у нее были? Она могла бы расплатиться с долгами. Купить небольшую галерею. Нет, это просто невозможно – два миллиона! Наверняка подруга немного привирает. Хотя раньше она не врала. Они никогда раньше не врали друг другу.

– Вот, пожалуйста! Надеюсь, ты не подавишься этим кофе, узнав, откуда у меня деньги.

Эва рассмеялась.

– Нет, вряд ли. Кофе так же хорош, как раньше.

– А то я не знаю! То, что нам нужно, то, что мы хотим купить, – именно это и заставляет нас двигаться вперед. И добившись своей цели, мы на какой‑то момент останавливаемся, а потом ставим перед собой новые цели. Во всяком случае, я. Благодаря этому я чувствую, что живу: что‑то происходит, я двигаюсь вперед. А ты? Давно ли ты стоишь на одном месте? В художественном плане и в плане денег?

– Ну, довольно давно. Лет десять, не меньше.

– И моложе ты тоже не становишься. По‑моему, картина довольно грустная. А что ты пишешь? Пейзажи?

Эва глотнула кофе и приготовилась защищаться:

– Это абстрактная живопись. К тому же мои картины черно‑белые.