Джеймс Эллрой - Город греха

Они выжидали.

В 9:30 привратник поправил свою фуражку, сел в машину и уехал. В 9:33 Чаз Майнир с газетами вошел в дом. Стомпанато спрятал нож. Мал сказал: «Пошли».

Они быстро вошли в вестибюль. Майнир направился к почтовым ящикам. Джонни Стомп подошел к лифту и открыл дверь. Мал остановился у зеркала, делая вид, что поправляет галстук, и наблюдал, как Майнир вынимает из почтового ящика письма. Стомп, как вежливый сосед, ногой придерживал дверь лифта и улыбался. Маленький Чаз зашел в лифт и тут же очутился в западне. Мал зашел следом и отпихнул ногу Джонни. Дверь закрылась.

Майнир нажал кнопку четвертого этажа и достал из кармана ключи. Мал выхватил их у него из рук и ударил коленом в пах. Майнир выронил газеты и скрючился, Джонни схватил его за горло и прижал к стенке. Лицо Майнира побагровело, глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Мал обратился к нему, подражая манере Дадли Смита:

— Мы знаем, что ты убил Феликса Гордина. Мы его партнеры по делу Лофтиса, и ты нам расскажешь все о Рейнольдсе и его сыне. Все-все, сынок, расскажешь.

Дверь лифта открылась, холл четвертого этажа пуст. Мал выбрал ключ с номером 311, вышел из лифта, углядел дверь квартиры Майнира, отпер ее и отошел в сторону. Стомп выволок Майнира из лифта, дотащил до квартиры, втолкнул внутрь и только тогда отпустил его горло. Чаз рухнул на пол, жадно глотая воздух. Мал сказал Джонни:

— Знаешь, что спрашивать. А я пока посмотрю бумаги.

Майнир стал что-то лепетать. Стомп надавил ногой ему на глотку. Мал снял пиджак, засучил рукава и приступил к осмотру квартиры.

Пять комнат: гостиная, спальня, кабинет, кухня и ванная. Мал начал с кабинета, находившегося дальше всего от Стомпа и Майнира. Сначала включил радиоприемник, прошелся настройкой по джазу, рекламе, новостям дня и остановился на опере: под гром оркестра звучал темпераментный дуэт мужского баритона и женского сопрано. До Мала донеслись вопли Майнира. Он прибавил громкости и приступил к делу.

В кабинете — письменный стол с ящиками и шкаф с папками. Там Мал обнаружил кучу киносценариев, копии писем Майнира на политические темы, адресованную ему корреспонденцию, разные записки и револьвер 32-го калибра с пустым барабаном и закопченным стволом. Спальня в пастельных тонах была набита книгами, а встроенный шкаф — дорогими костюмами и обувью. В ящиках старого комода — пропагандистские брошюры, под кроватью — ничего, кроме еще нескольких пар обуви.

По радио громыхает опера. Мал посмотрел на часы — 10:25: прошел час, осмотрены две комнаты. Бегло осмотрел ванную. Радио замолкло, и в дверь заглянул Стомпанато. Громила выглядел измотанным. Он сказал:

— Пед раскололся. Скажите Миксу, пусть не вздумает подыхать, пока со мной не расплатится.

— Я осмотрю кухню и поговорю с ним.

— Не нужно. Эти папки у Лофтиса и Клэр, или как там ее. Идем, послушаете сами.

Мал пошел за Джонни в гостиную. Чаз Майнир чинно сидел в плетеном кресле; на щеках — следы от ударов, под носом запекшаяся кровь. Его свитер и брюки оставались белоснежными, но глаза смотрели в пустоту, на губах играла измученная, почти блаженная улыбка. Мал глянул на Стомпа.

— Я влил в него полпинты «Бифитера», — объяснил Джонни, постучав по дубинке, висевшей на поясе.

— Ин вино веритас, капиче?

Дэнни Апшо однажды сказал ему то же самое, в тот единственный раз, когда они вместе выпивали. Мал взял стул и сел напротив Майнира:

— Почему вы убили Гордина? Говорите.

— Из самоуважения, — проговорил Чаз с легким акцентом восточных штатов. В голосе звучало чувство собственного достоинства.

— Что вы имеете в виду? — спросил Мал.

— Самоуважение. Гордин мучил Рейнольдса.

— Он начал мучить еще в 44-м. Долго вы ждали со своей местью.

Майнир посмотрел на Мала:

— Полиция сообщила Рейнольдсу и Клэр, что я донес на него в Комиссию Конгресса. Не знаю, как это пронюхали, но так или иначе. В общем, они нагрянули ко мне. Я видел, что бедное сердце Рейнольдса было разбито. Я знал, что Гордин снова начал его шантажировать, поэтому я решил его покарать. Мы с Клэр и Рейнольдсом снова становились очень близки, так что можете считать, что я действовал, защищая собственные интересы. Хорошо иметь друзей, и нет ничего хуже, когда они начинают тебя ненавидеть.

Ему захотелось выговориться — доносчику, донесшего на другого доносчика.

— Почему вы не забрали деньги? — спросил Мал.

— Ну что вы! Это было бы уже не возмездие. А потом Клэр очень богата. Она так щедра по отношению к Рейнольдсу… и ко всем своим друзьям. А вы не похожи на уголовника. Скорее на прокурора или налогового инспектора.

Этот романтичный гомик-камикадзе рассмешил Мала:

— Я — полицейский.

— Вы меня арестуете?

— Нет. А вы этого хотите?

— Я хочу, чтобы все знали, что это я сделал из-за Рейнольдса, только…

— Только не хотите, чтобы знали почему? И почему Гордин шантажировал Лофтиса?

— Да, вы правы.

Мал резко перевел разговор на другую тему:

— Зачем Рейнольде и Клэр выкрали бумаги Апшо? Чтобы защитить всех вас от большого жюри?

— Нет.

— Из-за младшего брата Рейнольдса? Из-за его сына? Или их больше интересовало дело Апшо по серийным убийствам?

Майнир замолчал. Мал кивнул Стомпанато, чтобы тот отошел подальше:

— Чаз, вы уже об этом говорили. Теперь повторите это мне.

Молчание.

— Чаз, предлагаю вам сделку: обещаю вам, что все узнают, что именно вы убили Гордина, и я больше не дам в обиду Рейнольдса. Вы получите все, что хотели получить. Рейнольде узнает о вашем храбром поступке, и вы искупите перед ним свою вину. Он снова вас полюбит. Он вас простит.

От слов «полюбит» и «простит» Майнир разрыдался; слезы он вытирал рукавами свитера:

— Рейнольде бросил меня из-за него. Вот почему я донес на него в Комитет Конгресса.

Мал подался вперед и тихо спросил:

— Бросил из-за кого?

— Из-за него.

— Кто этот он?

— Младший брат Рейнольдса в действительности был его сыном. Его мать — сумасшедшая религиозная фанатичка, с которой у Рейнольдса была связь. Она получала от него деньги и растила мальчика. Когда Коулмену исполнилось девятнадцать, он убежал из дома и нашел Рейнольдса. Рейнольде взял его к себе и сделал своим любовником. Он бросил меня из-за собственного сына.

Мал отпрянул. Признание повергло его в шок, ему захотелось бежать от этого ужаса сломя голову. Вместо этого он приказал:

— Дальше и подробно.

Майнир заговорил, торопясь, будто боялся, что его исповедник убежит, не дослушав, словно ему хотелось, чтобы все поскорее кончилось и он был бы полностью оправдан — или казнен:

— Феликс Гордин начал шантажировать Рейнольдса года с 44-го. Он как-то узнал о нем и Коулмене и грозил рассказать об этом Герману Герштейну. Герштейн не выносит таких, как мы, для Рейнольдса это был бы конец. Когда полицейский пришел допрашивать Феликса насчет тех убийств, Феликс все сопоставил. Джордж Уилтси был близок с Рейнольдсом, а Мартин Гойнз и Коулмен — оба джазмены. Потом убили Оджи Дуарте, в газетах появилось больше подробностей. О некоторых вещах полицейский обмолвился, и Феликс понял, что убийцей был Коулмен. Он снова стал шантажировать Рейнольдса, требуя от него еще десять тысяч.