Ирина Лобусова - Праздник Святой Смерти

Однако после серии впечатляющих успехов на полях сражений уже через несколько недель гитлеровцы оказались отброшены от советской столицы на сотни километров.

До самого начала войны и в первые часы после нападения Сталин в возможность войны не верил. О том, что немцы переходят границу и бомбят советские города, он узнал около 4 утра 22 июня. Однако на услышанное никак не отреагировал…

Сталин тяжело дышал в трубку и после длинной паузы велел Жукову и наркому обороны Семену Тимошенко ехать на срочное совещание в Кремль.

Позже Жуков пытался говорить о том, что на секретном совещании Сталин запретил открывать огонь по неприятелю.

Однако еще в мае и июне Сталин тайно перебросил к западной границе 939 эшелонов с войсками и техникой, под видом учебных сборов призвал из запаса 801 тысячу резервистов. А 19 июня секретным приказом реорганизовал приграничные военные округа во фронты. Подобное происходило исключительно за несколько дней до начала боевых действий.

Позже многие говорили о том, что беда заключалась не в отсутствии планов — планы были, а в том, что внезапно изменившаяся обстановка не позволила их выполнять.

Однако это было не совсем верно. Если бы планы обороны были, то совсем по-другому располагались бы группировки сил и средств, иначе строилось бы управление и организация материальных запасов. Но в приграничных военных округах ничего не было сделано.

Основной просчет Сталина и его вина заключались не в том, что страна не подготовилась к обороне — собственно, она к ней и не готовилась, — а в том, что не удалось точно определить момента нападения. Подобный упреждающий удар спас бы миллионы жизней и намного раньше привел бы к тем результатам, к которым страна пришла.

Однако, ясно осознавая неизбежность военного столкновения с Германией, руководство СССР не видело себя в роли жертвы, не гадало — нападут или нет, а напряженно работало над тем, чтобы начать войну в благоприятный момент и провести ее малой кровью на чужой территории.

Около полуночи 21 июня, согласовав и разрешив Жукову и Тимошенко отправить в приграничный округ некий документ, озаглавленный «Директива № 1», Сталин уехал из Кремля на Ближнюю дачу. Когда Жуков позвонил с сообщением о нападении, охранник заявил, что Сталин спит, и велел его не будить. Начальнику генштаба пришлось накричать на несговорчивого охранника.

Однако с границы уже в субботу, 21 июня, шли сплошным потоком донесения разведки о том, что немцы готовятся к нападению, стягивают войска, и с немецкой стороны доносится рев моторов.

21 июня в 13.00 немецким солдатам зачитали перед строем приказ Гитлера о будущем нападении на СССР. И несколько перебежчиков-коммунистов переплыли Буг, чтобы предупредить «товарищей» о том, что ночью начнется война. Судьба этих немецких солдат, которые должны были бы стать героями в СССР, неизвестна. Скорей всего, их расстреляли.

После нападения Сталин вернулся в Кремль и провел остаток ночи в Кремле в обществе Жукова, Тимошенко, Берии, Молотова. Мехлиса и Маленкова, анализируя поступающую с границы информацию и обсуждая, как быть дальше.

В штабах советских войск на западном направлении до дивизий включительно имелись детальные планы «прикрытия», которые хранились в «красных пакетах». Их можно было вскрыть после получения приказа от наркома обороны.

Эти планы отличались от стратегических военных планов. В них был разработан комплекс мер по обеспечению мобилизации, сосредоточения и развертывания основных сил при возникновении удара неприятеля. Также — занятие личным составом укреплений, выдвижение артиллерии на танкоопасные направления, подъем частей ПВО и авиации, активизация разведки. Введение такого плана означало боевую тревогу.

Но… Сталин не разрешил Жукову и Тимошенко сделать этот необходимый шаг. «Красные пакеты» не были открыты. Командование частей действовало на свой страх и риск.

Невероятно, но факт: всеобщая мобилизация в СССР была объявлена не в день начала войны — 22 июня, а лишь спустя сутки — 23 июня, при том, что каждый час задержки давал противнику дополнительные преимущества. Соответствующая телеграмма наркома обороны поступила на Центральный телеграф в 16.40 22 июня. При этом короткий текст из трех предложений не содержал ни слова о вероломном нападении и защите Родины, а был написан сухим канцелярским языком, словно речь шла об обычном призыве.

Имеются многочисленные свидетельства об отмене 21 июня ранее отданных приказов о повышении боевой готовности. И почти во всех частях на границе объявили неожиданные выходные дни.

«На воскресенье 22 июня в полку объявили выходной. Все обрадовались: три месяца не отдыхали. Вечером в субботу командование, летчики и техники уехали к семьям», — вспоминал бывший пилот 13-го бомбардировочного авиаполка Павел Цупко.

Сталин стремился дать понять приграничным войскам, что в стране царит спокойствие, если не беспечность. В итоге вместо того, чтобы ввести агрессора в заблуждение относительно боевой готовности наших войск, ему намеренно дали понять, как обстоит все на самом деле.

Возможно, именно этими приказами об отмене боевой готовности и выходных воспользовалась немецкая разведка. Руководствуясь данными своих агентов о том, какая атмосфера царит в войсках на границе, Гитлер намеренно выбрал для нападения выходной день.

Самая невероятная история произошла в 122-м истребительном авиаполку в Гродно. 20 июня, в пятницу, в часть приехали высокие чины из Москвы и Минска и объявили приказ всему личному составу: уже к вечеру в тот же день снять с истребителей И-16 и отправить на склад все вооружение и боекомплекты. Распоряжение было настолько дикими и необъяснимым, что летчики заговорили об измене. Их заставили замолчать и выполнить распоряжение. На следующее утро 122-й авиаполк был уничтожен полностью…

Сталин до последнего момента не верил в войну. Он до конца считал, что это провокация отдельных недисциплинированных частей немецкой армии. Эта навязчивая мысль постоянно присутствовала в уме Сталина.

До 6.30 22 июня он не давал разрешения открыть ответный огонь — пока Молотов не сообщил, что Германия официально объявила войну СССР.

Были слухи о том, что за несколько дней до начала войны Гитлер направил Сталину секретное личное письмо с предупреждением, что некие английские генералы могут попытаться спровоцировать военный конфликт между СССР и Германией. Сталин даже говорил с Берией о том, что это невозможно, так как в Красной армии — полный порядок.