Ирина Лобусова - Праздник Святой Смерти

Таким образом, уже за первую неделю пребывания румын в Одессе город лишился около 10 % своих жителей.

На Одесщине оккупанты не ограничились костром из человеческих тел только в артскладах. Они сожгли в дровяных складах морского порта 3000 человек, в пригороде Одессы (в Дальнике) — 19000 человек, в Богдановке — 5000 человек. Всего на юге Украины живьем было сожжено 56–59 тысяч евреев, из которых 22 тысячи — дети…

С начала ноября все еврейское население города партиями отсылалось в различные концлагеря, устроенные румынами в Доманевском районе Одесской области (ныне район относится к Николаевской области). Здесь их ждало истребление в лагерях Березовка, Акмечетка, Доманевка и других. Большинство евреев пешком, партиями по две — пять тысяч человек были отправлены в свиносовхоз Богдановку, многие погибли во время пути.

Помощь в «решении еврейского вопроса» была возложена оккупантами, в частности, на дворников.

Об одном из них — Петре — вспоминает Аб Мише (Анатолий Кардаш) в своей книге «У Черного моря». Дворник Петро в оккупацию переписывал евреев и сдавал румынам.

«Конечно, не одно служебное рвение вело Петра; человек не без слабости, особенно если шанс выпадет себе потрафить. Да и по справедливости: сколько можно мытариться в подвале трудящему человеку? А тут от жидов квартиры остаются. Осталась в маленькой каморке семидесятилетняя Розина, ну, слава Богу, еврейка, всего-то и делов сдать ее румынам да кому надо на лапу дать — и четырехкомнатная жилплощадь его, Петра.

Петро лично извлек старуху Розину из квартиры, однако сдавать в гетто или на сборный пункт рук марать не стал, за пару кварталов отвел, да и оставил, наказал только до дому не ворочаться. А на доме, возле ворот, как положено, поставил крест, мол, нема тут жидов, чисто…»

Петро и такие же дворники, когда вернулись свои, писали о евреях, живших в их домах, так: «О дальнейшей судьбе неизвестно». Кое-кто из них даже приписывал к своим показаниям, мол, «прошу наказать румынско-немецких извергов»…

В Одессе издаются приказы, направленные против оставшегося еврейского населения. После того, как румыны обосновались в Одессе, кроме приказа регистрироваться всем мужчинам от 18 до 50 лет, появился приказ: обязательно регистрировать все драгоценности — золото, серебро, платину. И с ноября евреям предписано было обязательно носить на груди отличительный знак — шестиконечную желтую звезду…

26 октября 1941 года

Каждый день начинался с чувства голода. Это было самым мучительным, кошмарным ужасом — желудок, который сжимался от голодных спазмов. Не спасал и сон в холодной постели — Зина спала под тремя одеялами и в одежде, потому что уже наступили холода, а никакого отопления в доме не было.

Теоретически можно было поставить буржуйку, но ее нечем было топить. Уголь и дрова стоили дороже любой еды и достать их было гораздо тяжелей. А топить обломками мебели и старыми газетами было невыгодно. Запасов хватило бы на 2–3 дня. А потом — что?

Поэтому каждую ночь, отправляясь в ледяную постель, вечно голодная Зина испытывала страшную пытку. Перед ее глазами вереницей шли все те вкусные блюда, которые она ела раньше. И не только деликатесы, а и обычная еда — хрустящая, с золотистой корочкой жареная картошка, свиная отбивная, нежные телячьи котлеты, биточки из тюлечки, аппетитно поджаренные синие с чесночком… Все это, мучая и дразня, возникало в памяти, вызывая голодные спазмы желудка. А потом на смену им приходило то, что ели теперь — глинистый, зеленоватый хлеб с опилками, жидкое варево из пшена или гороха, картофельные очистки…

Голод, пожалуй, был самым страшным испытанием. Хотя Зина была в положении лучшем, чем все остальные жители города.

Бершадов изменил легенду про учительницу — она стала слишком опасной. Теперь Зина была бывшим бухгалтером по имени Вера Петровна Карелина. И работала она в том самом кафе «Луч» на Староконке, куда пришла в самый первый раз. С тех пор это кафе стало постоянной явкой.

Крестовская работала помощником повара. В ее обязанности входило чистить овощи, мыть посуду — тарелки, чашки, огромные кастрюли, сковородки… А также готовить самые простые блюда, такие, как картофельное пюре, гречневая и пшеничная каша…

Главным поваром в кафе был Михалыч — тот самый старик, к которому Зина шла в первый раз. Ему было 67 лет, но выглядел он лучше многих сорокалетних. Он был связным Бершадова. Звали его Николаем Михайловичем, но никто и никогда не обращался к нему по имени-отчеству, только Михалыч.

Управлял кафе толстый полицай на службе у румын — Матвей Григоренко, родом из Любашовки. Когда в Одессе начали уничтожать евреев, он сразу предложил свои услуги и пошел служить в полицию. Потом занял большую 4-х комнатную квартиру на Старопортофранковской, в которой раньше проживала еврейская семья, и перевез из Любашовки всех своих родственников.

Григоренко присутствовал на всех казнях. За заслуги в проведении карательных операций румыны и подарили ему кафе «Луч», переименованное ими в «Raza». Там кормили немецких и румынских офицеров.

В кафе работало всего три человека: Михалыч — повар, Зина — его помощница по кухне и по совместительству официантка и еще одна пожилая женщина — уборщица.

С первого взгляда Григоренко страшно невзлюбил Зину, но из-за Михалыча ее терпел. Михалыч был поваром от Бога, он умел готовить вкусно даже из того скудного набора продуктов, который поступал в кафе.

Готовил он блюда простые, но сытные: овощные супы и борщ, блинчики, картофельное пюре и каши, котлеты. Григоренко был очень жадным и старательно следил за продуктами. Но все равно Михалыч тайком от него умудрялся сунуть Зине и уборщице картофельные очистки, крупы.

В обязанности Зины входило подавать еду на стол офицерам. С немцами и румынами она держалась вежливо и доброжелательно. Немцы были надменны, грубы и обращались с ней с брезгливостью, а вот румыны были совсем другими — шутили, заигрывали с Зиной, совали ей небольшие подарки — пачку табака, печенье, цветную ленту, леденцы… Они не стреляли и не участвовали в расстрелах, а вот грабежи, воровство — в этом как раз румыны и отличались.

Как-то Зина стала свидетельницей такой сцены. Когда военных в кафе не было, разрешили обслуживать обычных посетителей. Впрочем, местные заходили мало — у них не было денег.

Однажды появилась пожилая пара. Взяли одну тарелку борща на двоих. И не успели начать есть, как появился патруль — двое румын вошли в кафе и стали проверять документы.