Михаил Котвицкий - Шесть витков следствия

— Вчера, после того как за ним приходил внештатный участковый, возвращался ли муж домой?

— Да, возвращался. Но был он недолго.

— Чем он занимался?

— Не знаю, не видела. Я смотрела телевизор вместе с детьми. Муж что-то делал в коридоре у туалета. Потом ушел, сказал, что скоро вернется, да так до сих пор и не вернулся.

Раздался звонок в квартиру. На пороге стоял капитан Даниялов:

— Ищу вас, товарищ майор. Там, внизу, художник.

— Пошли, — распорядился Миронов, направляясь к лифту.

У парадной стоял небольшой человек, кругленький, пухленький, с русой, коротко подстриженной бородкой.

— Мы вас, Максим Савельевич, не задержим, — успокоил его Миронов.

Богданову было около шестидесяти пяти лет. Он стоял, скрестив длинные руки на животе, и внимательно глядел серыми, выцветшими глазами на Миронова. Весь такой аккуратный, чистый, выглаженный, он держался предупредительно, но с чувством собственного достоинства.

— Это допрос? — спросил Максим Савельевич, когда Миронов показал ему фотокарточку Никифоровой и попросил рассказать о ней.

— Допрос, как правило, проводится с составлением протокола и в кабинете, — успокоил собеседника Миронов. — Я же прошу вас помочь следствию. При этом вы можете быть уверены в сохранении тайны…

Богданов понимающе кивнул головой. Нет, он не мог быть убийцей, подумал майор. Жестокости и силенок не хватит. И спросил:

— Так где и при каких обстоятельствах вы познакомились с Никифоровой?

— В Пицунде, года три назад. Я писал этюд, когда Галина Васильевна подошла. Разговорились, (^казалось, что мы земляки, и познакомились. Вместе проводили время, потом, когда вернулись в Ленинград, тоже встречались.

— Как часто вы бывали у нее?

— Не часто, но бывал.

— Не замечали ли вы что-либо необычное в ее поведении? Не делилась ли она с вами какими-нибудь опасениями? Может, в последнее время была расстроена, взвинчена?

— Знаете, вы поставили меня в затруднительное положение, — бесхитростно сказал Богданов. — Мне казалось, что она, как и ее подруга Наталья Борисовна, с которой я познакомился у Галины, всегда пребывала в прекрасном настроении. Не скрою, у нас с нею был разговор о совместной жизни. Она меня устраивала. Думал на старости лет обрести семью. Галина Васильевна, как я понимал, была согласна, но вдруг повернулась ко мне на сто восемьдесят градусов, словом, расстроилась у нас с нею женитьба.

Распрощавшись с художником, Миронов вернулся в квартиру Никифоровой.

— Сурков звонил, — доложил майору Осокин, — через полчаса будут с шофером такси.

— Очень хорошо!

— Василий Григорьевич, вы готовы показать, где спрятаны ценности? Думаю, вы понимаете, что не стоит проявлять при этом эмоции. Жена может не сдержаться, не так поймет. Пользуясь случаем, разъясняю вам: все, что осталось после смерти матери, принадлежит по закону детям.

— За меня будьте спокойны.

Когда все было оформлено, Миронов позвонил следователю прокуратуры Аревой. Она согласилась с его доводами и разрешила освободить Никифорова: он не может повлиять теперь на ход следствия. Хотя лодоз-рение с него полностью снято не было.

Только вышли на улицу, как сразу же подошла машина. Первым вышел участковый Сурков.

— Товарищ майор, по вашему приказанию доставил шофера такси Лебова Геннадия Васильевича.

— Всего два-три вопроса, товарищ Лебов, и вы свободны. Когда-либо вы бывали на своем такси у этого дома? — спросил Миронов.

— Ах вот оно что! А я-то ломаю голову: где же, думаю, видел этого гражданина? Как ваша фамилия?

— Маслов.

— Маслов — теперь вспомнил. Здесь, у этого дома, я его и видел.

— Расскажите, при каких обстоятельствах вы сюда приезжали.

— Я привозил сюда пассажира, молодого парня.

— Опишите его приметы.

— Высокий, лет двадцати — двадцати двух, в куртке, кажется, стального цвета. Стрижка короткая, без головного убора. Да, еще одна деталь — он был в солнцезащитных очках. Я подумал, что, может, скрывает на лице какую-то травму, потому вечером и прячет глаза под очками.

— Приходилось ли вам встречаться с ним когда-либо раньше?

— Никогда. Я подвозил молодую пару к кинотеатру, там и увидел этого парня. Он нервно махал рукой, выбегал на проезжую часть. Я остановился, и он сразу же сел в машину. Велел ехать к универсаму, зашел туда, потом вышел и сказал, что теперь налево и прямо по улице. Потом он указал мне этот дом и попросил остановить машину напротив, у сквера.

— И долго вы находились в пути?

— Минут семь — десять, не больше, если исключить остановку, специально время не засекал. Можно и проверить, я скоростью буду регулировать.

— О чем говорили в пути?

— Так, о разном. Но я запомнил, что живет он в Ленинграде недавно. Все говорил: «А вот у нас в Горьком…» Как только машина остановилась, он сказал: «Ты постой, я мигом». Вышел из машины и скрылся в парадной. Вернулся, как мне показалось, возбужденным. «Что, поругались?»— спросил я. Он что-то пробурчал и сказал, чтобы я опять ехал к универсаму. Махнул рукой, и тут я заметил, что он без перчаток.

— Скажите, вы не запомнили, какого цвета были у него перчатки?

— Как же, запомнил. Когда он вышел из машины, похлопал по карманам, словно разыскивая что-то, потом сказал: «Эх, спички оставил в общежитии» — и попросил мои в порядке одолжения. Я ему отдал свой коробок. В это-то время и разглядел, перчатки были желтые… На обратном пути подъехали к универсаму, но он попросил меня проехать дальше. Потом, когда я остановился перед светофором, у перекрестка, вдруг спохватился: «Выйду здесь». Расплатился и ушел по улице направо. Видно, живет где-то неподалеку.

— Вы можете показать место, где высаживали пассажира?

— Конечно.

— Тогда в машину, поехали.

Лебов показал перекресток улиц, где никаких примечательных объектов, кроме жилых домов, не было. Вдали, направо, светились огнями высокие дома, там и были общежития строителей.

— Геннадий Васильевич, не показалось ли вам что-то необычное в его поведении?

— Показалось, что он в разговоре осторожничал. Когда я его спрашивал, он как бы просыпался. Я делаю из этого вывод, что на чем-то он был сильно сосредоточен, а на обратном пути взволнован.

— Я задержу вас еще на несколько минут. Хочу предъявить те предметы, о которых вы дали показания, для опознания.

Лебов опознал перчатки, заявив, что аналогичные видел на пассажире.

— Коробок! О, так это мой! — воскликнул он. — Видите, отломленная полоска от края: я ее вставил в транзистор, чтобы не хлябала батарейка. Внутри между стенок горелые спички — привычка моя складывать их так, а не разбрасывать.

Он назвал и еще ряд мелких деталей, по которым опознал коробку, переданную парню.