Михаил Котвицкий - Шесть витков следствия

— Конечно, непросто, — заметила Антонина Яковлевна. — Но коль скоро возникло сомнение, его надо проверить.

Миронов подошел к окну. Над крышами домов плыли тяжелые тучи. В приоткрытую форточку сочилась прохлада.

Раздумья оборвал легкий стук в дверь. В глазах стремительно вошедшего Осокина угадывалась важная новость.

— Звонили из приемника-распределителя, — сказал он. — Для установления личности задержана женщина, назвалась Мельниковой из Курска.

— Ну и что? — спросил Миронов, почувствовав волнение.

— А то, что у нее изъята брошь, похожая на описанную нами в ориентировке.

— И ты, Коля, так спокойно говоришь об этом! — воскликнул Алексей Павлович. — Когда звонили?

— В ваше отсутствие. В десять сорок пять.

— Что ж, хорошие вести.

— Считай, удача, Алексей Павлович.

— Все может быть. Аревой сообщил?

— Да, она ждет.

Раздался звонок.

— Вы, Антонина Яковлевна, словно подслушали наш разговор. — Лицо Миронова расплылось в улыбке. — Да-да, телепатия. В курсе. Готов выехать. Договорились.

Положив трубку, Миронов стал собираться.

— Врача предупредил?

— Да, Зернов ждет.

— А отпечатки пальцев у этой, как ее?

— Мельниковой, — подсказал Осокин. — Да-да, отпечатки взяты и направлены в НТУ.

Миронов снял трубку и позвонил в научно-техническое управление ГУВД.

— Полковник Быстрова слушает.

— Людмила Евгеньевна, вы сличили отпечатки пальцев Мельниковой с отпечатками пальцев, изъятыми с места убийства Никифоровой?

— Кто со мною говорит? — недовольно спросила Быстрова.

— Начальник ОУР Миронов.

— Алексей Павлович, положено, прежде чем спрашивать, представляться, тем более когда заоните женщине. Я вас не узнала по голосу. Богато и долго жить будете. Сейчас узнаю.

— Я перезвоню вам через часа полтора-два. Ладно?

— Звоните, если невтерпеж.

В кабинет, который был отведен для рабдты, дежурный по приемнику ввел крепко сложенную молодую женщину с темными глазами.

— Документов, удостоверяющих личность, нет, — доложил дежурный. — Назвалась Мельниковой Ириной Ивановной из Курска.

Арева предложила Мельниковой сесть и приступила к допросу. Задавая вопросы, неотрывно следила за женщиной. Но беспокойства в той было не больше, чем в жабе на солнце.

В кабинет вошел Миронов. У него в руках было дело, которое он взял у дежурного. Из рапорта постового следовало, что 21 октября в 22 часа 45 минут у ресторана «Балтика» на площади Мира задержана молодая женщина без документов, в сильной степени опьянения. В акте задержания перечислены вещи и ценности, в том числе 900 рублей, кроссовки 36-го размера и брошь с бриллиантом.

Майор шагнул к Аревой, протянул дело, раскрытое на стандартном бланке.

— Антонина Яковлевна, взгляните сюда, — сказал он. В графе «Какая мед. помощь оказана» записано: «Перевязан порезанный средний палец правой руки».

— Понятно, Алексей Павлович, — сказала Арева. — Прошу вас узнать, где находятся ценности и вещи. Они нам понадобятся.

Миронов ушел, чтобы отдать распоряжение, и тут же вернулся.

— Расскажите, Мельникова, как вы убили и ограбили Никифорову? — спросила Арева в упор.

Женщина уставилась на следователя. Лицо ее покрывалось зеленоватой бледностью.

— Так вы всё знаете? — прошептала она. — Никулин, значит, перехитрил. Предал, падла. Заложил? Да?

— Здесь вопросы задаю я, — объяснила Арева. — Отвечайте по существу.

— Дура я. Никакая я не Мельникова. Я — Гнездова, проживаю на Майорова, пятьдесят шесть. Остальное все правильно. — Она помолчала. — Дайте закурить. Я все расскажу. Как на духу.

— Хорошо, мы это учтем.

— Записывайте. — Поколебавшись еще какое-то время, Гнездова быстро заговорила — Я убила Никифорову. Но я не хотела. Даже в мыслях не было. Так получилось. Она сама на меня напала…

Гнездова заплакала.

— Мучаюсь, — всхлипывая, продолжала она. — Не могу уснуть. Всё кошмары какие-то…

— Меньше эмоций, Гнездова, — предупредила Арева. — Рассказывайте по существу. Конкретно.

— Можно и конкретно. Вам, думаю, многое прояснится, если я скажу, что мы с Никулиным из компании Шоки, — с некоторым вызовом сказала Гнездова. Глаза ее пересохли, забегали. — Шокин, как вам небось известно, парится. Все ему, скопидому, было мало. Ну и влип. Жадность, она всегда подводит. Сашку Федорова жалко. Он еще совсем ребенок. А Шока этот — гиена.

— Что-то вы все намекаете, — вставил Миронов. — Ближе к делу.

Гнездова раскурила сигарету и тут же затушила ее в пепельнице.

— Пишите, — решительно начала она. — Нас было четверо. Проникали в пустые квартиры. Потом Шока…

Альберт Шокин, по кличке Шока, был известен как карточный шулер. Играл в основном в бане, где к услугам клиента все тридцать три удовольствия. Брал с кона по три, а то и по пять тысяч.

Однажды его крепко прижали, но он сумел откупиться. Бросил карты и переключился на наперстки. Хитрое занятие — то ли фокус, то ли афера. Скорее всего, и то и другое.

В то время начинали сколачиваться группки и группы по вымогательству денег. Рэкет — этот непременный атрибут организованной преступности — давал дружные всходы. Шокин, естественно, шел в ногу с жизнью: возглавил свое ядро, куда вошли Гнездова и Никулин. Выработали кодекс, дали клятву друг друга не выдавать.

— Понимаете, блатных всегда волнуют денежные мешки, — откровенничала Гнездова. — А их в городе хоть пруд пруди. Подпольные бизнесмены, «цеховики», торгаши…

«Стреляная пташка», — отметил про себя Миронов и спросил:

— И как же вы их развязывали?

— В ход шло все, — выкладывала Гнездова. — Шантаж, вымогательство, угрозы, насилие. Звоним, допустим, и ставим свои условия: завтра, мол, приготовь кругленькую сумму. Выбираем, конечно, таких, кто к вам не побежит, кто дрожит за свой мешок и за себя.

— И Никифорову шантажировали? — спросила Арева.

— Нет.

— Как же вы на нее вышли?

— Никулин у нее работал. Учеником мясника.

— Когда вы об этом узнали?

Гнездова опять скисла, того гляди и прослезится.

— После того как Шокина накрыли, я решила завязать, вылезти из этого дерьма, — помолчав, сказала она. — Но Никулин поставил вопрос ребром, а я боялась его потерять. Он человек надежный, по нынешним временам клад. Продолжали промышлять. Спаялись на удачах. И вот однажды он сказал, что его бывшая директриса один-два раза в неделю обменивала в кассе мелкие купюры на сотенные. Поди, немало накопила, заметил он. И еще признался, что как-то ходил к Никифоровой. Сказал, что на нее есть заявление, но дело можно уладить, если она даст ему пару тысяч. Никифорова отвалила ему только пятьсот. Тогда Виктор сказал, что он силой возьмет у нее деньги. Никифорова не испугалась: «Я тебе покажу силу, шкура! В магазине мясом торговать не захотел, — удрал. А теперь шаромыжничаешь. На еще триста рублей и выметайся, пока цел». Прошло больше двух месяцев с того визита к Никифоровой, а Виктора так никто и не побеспокоил. Значит, промолчала ворюга, не заявила, побоялась собственного разоблачения. Я предложила Виктору очистить ее квартиру. Несколько раз днем мы приходили к дому, где она жила. Но там у парадной до вечера сидели две старушки. Виктор говорил, что они видели его и разговаривали с ним еще в то первое посещение Никифоровой.