Ирина Лобусова - Игра в саботаж

В КУОС выпускники имели свое «крещение огнем». Они обязаны были участвовать в секретных операциях КГБ по ликвидации иностранных агентов на своей и вражеской территории, то есть действовали не только в СССР, но и на территории других, в основном зарубежных стран. Ликвидация означала заказные убийства по приказу сверху. Излюбленным оружием для такой ликвидации были инъекции ядов, свойства которых изучались особенно тщательно. Вся деятельность этого подразделения была особо засекречена. За разглашение этой тайны полагались самые серьезные меры.

Численность агентов, прошедших такую подготовку, скрывалась особо тщательно. Настоящую цифру в стране знали только несколько человек. Важным умением для подготовленных ликвидаторов было маскироваться, поэтому распознать ликвидатора было практически невозможно не только для простых людей, но и для подготовленных офицеров КГБ. Часто из агентов-ликвидаторов формировались специальные оперативные группы для ликвидации какого-то политического лидера в другой стране или опасного агента. Тогда несколько ликвидаторов работали сообща. Но эти случаи были очень редкими, и тогда оперативная работа велась особенно тщательно.

Разведчики с повышенной боевой готовностью были также идеальны для сбора любой информации, потому что обладали двойным характеристиками. Они были и разведчиками, и убийцами, способными быстро реагировать на изменяющуюся ситуацию. В случае провала операции обладали полномочиями ликвидировать даже своих собственных коллег.

Барова надо брать! Даже если он связан с секретным спецподразделением КГБ. Главное — арестовать его, а выпутаться можно и потом. Емельянов еще не знал за что, не знал, как все это доказать, но уже с утра решил взять Барова. Тем более, что за ним уже шло круглосуточное наружное наблюдение.

Умирая от усталости, Константин вошел в квартиру и сразу, буквально с порога, услышал, как разрывается его домашний телефон.

— Где тебя черти носят? — Емельянов узнал голос одного из оперов, которые вели наружное наблюдение за Никитой Баровым. — Звоню, звоню!..

— Упустили?! — он готов был взвыть в голос.

— Куда там! Арестован твой Баров! Зацапало его КГБ!

— Что?!.. — Емельянов без сил опустился на табуретку.

— А то, что слышал. Надо же, как ты нас подставил, если про кагэбешников знал! Ну, не знал, может, конечно… В общем, так дело было. Баров ужинал в ресторане «Киев» на площади Мартыновского с каким-то мужиком. И ни хрена ни ел, только все спорил, спорил. Видно было, что какие-то там темные дела.

— Опиши, как выглядел мужик, — перебил его Емельянов.

— Рыжий, маленький, вставной золотой зуб снизу. На указательном пальце правой руки большой шрам.

— Это подпольный ювелир, скупщик краденых бриллиантов, — буквально вздрогнул Константин, поняв, что его догадка верна. Речь все-таки шла о бриллиантах Диты Утесовой, которых у Барова пока не было и которые он надеялся заполучить в ближайшее время.

— Потом они вышли из ресторана. Баров этот заплатил по счету, — продолжал опер, — подъехали две машины, хвать его — и все! Я ребят из спецотдела с Бебеля узнал. Так что он сейчас там. Шо это за дела, а, Емеля?

Емельянов пробормотал что-то неразборчивое, отпустил оперов спать и, тяжело вздохнув, повесил трубку. Было ясно, что его ночной отдых накрылся. Покормив котов, он вышел из дома.

Несмотря на поздний час, Жовтый был на месте. Да и в помещении уголовного розыска было полно людей. Везде горел свет. Емельянов разглядел двух знакомых сотрудников из госбезопасности, которые просматривали какие-то документы.

Он сразу пошел к Жовтому, вошел без стука.

— Почему меня не предупредили, что КГБ ведет спецразработку по этому актеру Барову? У меня за ним убийство!

— А, Емельянов, явился наконец, — откинулся на кресле Жовтый. — Какое там, нахрен, убийство! Баров твой по другому делу пойдет. Международный бандитизм. Ему вышак сразу ломится. А ты говоришь…

— Что? — Константин сел. — Ты знал? Почему ты не поставил меня в известность?

— Потому что банду из Бурлачьей Балки разрабатывали не мы. Другой район. По нашему этот твой актер только проходит, да еще два сидельца. А дело там серьезное. Недаром КГБ с самого начала всем этим занималось.

— Говори, — Емельянов сжал кулаки.

— Да не петушись ты так… — попытался охладить его пыл Жовтый. И начал рассказывать. Говорил он очень долго, несколько раз поднимался из-за стола и расхаживал по кабинету. Емельянов же продолжал сидеть на одном месте и сжимать кулаки.

То, что его даже не удосужились проинформировать о том, что КГБ ведет такую разработку по крупной банде, было абсолютно нормальной практикой. Так происходило сплошь и рядом. Обидно было то, что за убийство, которого не совершал, теперь будет отвечать совсем другой человек! Пусть актер Левицкий был барыгой, погубившим много жизней. Но он не был убийцей!

Когда Жовтый замолчал, Емельянов прямо сказал об этом. Он хотел сказать и о многом другом, но именно это было важнее всего.

— Что тут сделаешь, — Жовтый безразлично передернул плечами, — ты сам понимаешь, что мы тут вмешиваться не вправе.

— Я могу хотя бы его допросить?

— Зачем? Он пойдет фигурантом по другому уголовному делу. Тебе-то что?

— Хотя бы допросить, — каждый раз, когда Емельянов сталкивался с таким, почва просто уплывала у него под ногами.

Жовтый, вздохнув, поднял телефонную трубку.

В знаменитом доме на улице Бебеля во многих окнах горел свет. Емельянов протянул дежурному внизу пропуск и приказ. Тот пропустил его, назвав номер кабинета. Опер постучал и, получив разрешение, вошел внутрь.

В небольшом кабинете без окна сидел… Печерский. Емельянов застыл на пороге. Печерский был в штатском.

— Что же ты стоишь? Входи! — На губах Печерского заиграла улыбка. — Рад, искренне рад тебя видеть! Знал, что мы встретимся.

— Я тоже, — процедил сквозь зубы Константин, заходя в кабинет.

— Мне звонил твой начальник. Только вот говорить тебе с этим Баровым смысла нет.

— На нем убийство. И он планировал ограбление знаменитого человека, — сказал Емельянов.

— Ты можешь это доказать?

— Со временем смогу.

— Может быть. Только нет у тебя на это времени. Но ты особо не переживай. Статья, по которой пойдет твой Баров, как и убийство, подразумевает высшую меру наказания — расстрел. Так что справедливость будет восстановлена.

— Это не справедливость.

— Знаю, что у тебя свои взгляды на это. И уважаю, как не многих уважал…

— Дайте мне допросить Барова! Если вы не хотите, чтобы я написал рапорт, — воскликнул, не сдержавшись Емельянов.

— Рапорт? — Печерский рассмеялся так, словно ничего смешнее в жизни не слышал, — Ты серьезно, Емельянов? Рапорт?