Ирина Лобусова - Игра в саботаж

Опер стоял и молча смотрел на него. Внезапно Печерский оборвал смех.

— Хорошо, — серьезно сказал он. — Ты хочешь пойти на сделку — будет тебе сделка! Но по моим правилам. И такая. Я даю тебе право допросить актера. А ты забываешь все, что, как подлая крыса, наскреб по взорванному дому за спиной своих товарищей и за моей спиной. Ты думал, я не расслышу твое шуршание? Рылся, рылся!.. Зачем? Все равно, как я скажу, так и будет. На моей стороне это право, понимаешь? И всегда будет на моей. Так что сделка вот такая. Ради принципа своего получаешь один допрос. И взамен навсегда забываешь про дом. Ты меня слышишь?

— Слышу, — Емельянов отвел глаза в сторону. — Я согласен.

— Правильно, — Печерский с довольным видом кивнул, — все равно ты понимаешь, что не сможешь ничего сделать.

— Можно задать один вопрос: зачем? К чему это все — дом, ложь? — не выдержал Емельянов. Он прекрасно понимал, что играет с огнем. Но ему было уже все равно. Появилось это странное ощущение в груди — будь что будет…

— Я тебе отвечу, — кивнул Печерский. — Мог бы ничего не сказать, но отвечу. Все должно быть по-другому. И во власти должны быть другие люди. Ты понимаешь меня?

— Нет.

— Это все, что я могу тебе сказать.

Емельянов вдруг понял, какой страшный смысл содержится в словах Печерского, и внутренне содрогнулся. Настолько страшный, что думать о нем было просто нельзя! Нельзя копаться в том, в чем замешана власть.

— Вижу, ты понял, — с каким-то мрачным удовлетворением кивнул Печерский. Затем выписал какую-то бумажку, нажал кнопку. Когда на пороге появился солдат, отдал бумажку и скомандовал:

— Проведешь его.

Емельянов пошел следом за солдатом. Они спустились в подвал. Солдат открыл одну из железных дверей.

— Ждите здесь. Сейчас его приведут.

Опер вошел в типичное помещение для допросов. Окон нет, железный стол и табуреты, привинченные к полу, яркая лампа под потолком. Он оперся о стол ладонями — до рези, до боли. Зачем он ввязался в эту авантюру? Зачем?

Замок заскрипел, и в комнату втолкнули Барова. К удивлению Емельянова, он совсем не был избит. Только волосы растрепаны да одежда в беспорядке. И весь актер как-то сник. С ним произошла удивительная перемена: он больше не был красив. Словно даже одна ночь в тюрьме стерла с него все краски. Хотя это место не было настоящей тюрьмой. Емельянов подумал, что в настоящей зоне он не выживет.

— Сядь, — бросил Константин, и актер послушно сел на табурет, привинченный к полу.

— Что вам надо? — насмешливо бросил. Правда, это он думал, что насмешливо, но на самом деле получилось жалко.

— Расскажи, как ты убил Киру Вайсман, — спокойно сказал Емельянов, зайдя ему за спину.

— Что за бред? — попытался возмутиться Баров. — Вы еще и это на меня хотите повесить?

— Нембутал ты взял у Левицкого?

Актер грязно выругался. Очень быстро, почти не двигаясь, Емельянов схватил его сзади за волосы и рывком двинул лицом в металлический стол. Надавил. Раздался писк, переходящий в хрипение. Поднял вверх. Вместо лица у Барова была кровавая маска, где смазанными, вмятыми пятнами выделялись вдавленные губы и нос.

— Я задал тебе вопрос, — спокойно произнес Емельянов, присаживаясь напротив.

— Левицкий не знал, что я у него беру! — истерически завизжал актер. — Я сам взял!

— Чем тебя шантажировала Кира?

— Что расскажет все этой…

— Что именно расскажет? — спокойно уточнял Емельянов.

— Ну, что я женщин обираю… Деньги у них беру… Мол, если я не брошу эту мадаму и не вернусь к ней, она пойдет и все ей расскажет… Я только смеялся. А потом она передумала.

— В чем именно?

— Сказала, что ей деньги нужны, а не я. И что если я не заплачý, она пойдет к Дите… И чтобы доказать, что не шутит, поперлась в гостиницу и отнесла ей какой-то крем. Правда, она ее не застала, крем оставила, но все равно. Я чуть с ума не сошел…

— Зачем тебе нужны были бриллианты?

— Откупиться хотел. От банды.

— Что было дальше, говори.

— Я этой суке на работу цветы принес и обещал, что заплачý. Потом за домом следил. У нее подруга была, шалава эта крашеная. Когда она подружку выпроводила, я поднялся к ней. Она, дура, открыла. Я вошел в комнату и… А банку в шкаф какой-то подбросил. Думал, все решат, что она покончила с собой.

— Что-то из ценностей Диты Утесовой ты успел взять?

— Нет. Они же все в Москве. Здесь так, пустые колечки. Я в Москву с ней поехать хотел. Хотел, чтобы она думала, что у нас все серьезно. И она думала! Если б не эта…

Актер снова грязно выругался. Емельянов смотрел на него даже с некоторым недоумением. Ему было совершенно непонятно, как может человек переродиться в такую мразь! Обмануть, обворовать влюбленную женщину…

— Только ты ничего не докажешь, сука! — вдруг рассмеялся Баров. — Жаль, что я тебя тогда не убил! Это ведь я стрелял в тебя возле квартиры того дурачка Левицкого! Перепугался, что раз ты к нему полез, то и на меня скоро выйдешь, из-за того, что я ту сучку замочил. Жаль, промазал…

Это был неправильный ход. Емельянов снова зашел актеру за спину. Сначала двинул его лицом об стол, а затем ударил кулаком в определенную точку спины. Однажды эту точку ему показал один врач. Баров закричал и вдруг осел на табурете. Емельянов очень надеялся, что от удара ноги актера окажутся парализованы. Впрочем, он не собирался это проверять. Стукнул кулаком в дверь, чтобы его выпустили. И ушел прочь. Никто ему не препятствовал.

Так уж получилось, что после разговора с Емельяновым Стеклов все время думал о том, сколько всего обычный человек не знает о КГБ, даже не представляет себе этого. И он бы не знал, не заставь его жизнь однажды лицом к лицу столкнуться с тем, о чем он больше не хотел вспоминать.

И не вспоминал. Время — великий лекарь и лучшее лекарственное средство, отшибающее память. Если бы не молодой, настырный и такой романтически-наивный Емельянов, до сих пор верящий в зло и добро. А что такое было злом на самом деле? Андрей не знал, как не знали и те, кто однажды столкнулся с тем, что так тщательно было спрятано и так смертельно опасно было все это отрыть там, под землей, под тоннами секретных бумаг и людских пороков.

Стеклов вспоминал самые опасные операции ликвидаторов из спецотряда КГБ, о которых он знал.

Однажды он сам чуть не стал ликвидатором. Ему предложили перейти на работу в госбезопасность. Тогда его вызвал в свой кабинет начальник, плотно закрыл дверь и, понизив голос, сказал, что есть такое вот предложение. Можно перейти на работу в КГБ, а потом пойти на курсы «повышения квалификации» для офицеров. При этом лицо начальника было белым, а руки его тряслись.