Магнус Йонссон - Игра в куклы

Пришлось встать и натянуть на себя обувь марки Antihero. На самом деле она абсолютно не интересовалась модой, но ей пришлось согласиться со своим бойфрендом Габриелем, когда он сказал, что не может быть никаких компромиссов, когда речь идет об обуви. А особенно о подметках, раз уж она всерьез решила кататься на скейтборде. Кроме того, название «Антигерой» совпадало с ее жизненной позицией. Разумеется, это означало, что она поддалась на рекламу и позволила манипулировать своим выбором, подчинившись тем умникам, которые втюхали ей мнимое противостояние мейнстриму. Это она тоже понимала. Но у нее не было сил подвергать сомнению все без разбора, а башмаки были нужны.

Свидание со Стокгольмом – вид сверху – было, таким образом, прервано. По пути вниз по улице Гамла Лундагатан она проезжала мимо так называемых «богемных» кварталов, которые в XIX веке были жилищами простых рабочих, а теперь превратились в эксклюзивные квартиры, которые было не купить ни за какие деньги. Квартиры принадлежали «культурной элите». Яркий контраст с той реальностью, которая существовала в этом районе всего лет семьдесят назад: тесные квартиры без водопровода, без туалетов и без отопления. В них жили многодетные семьи бедных рабочих табачной промышленности, постоянно кашлявшие из-за туберкулеза. Может, пусть лучше здесь – с лучшим видом на Стокгольм – живут художники, чем какие-нибудь биржевые дельцы. Те бы наверняка перегородили здесь все заборами под током, чтобы спрятать от посторонних глаз свои шикарные приемы с шампанским, подумала она.

Она остановилась, заметив пропущенный звонок от Габриеля.

Габриель, которого друзья звали Габбе, но Линн всегда называла Габриелем, был ее бойфрендом. Ей не нравилось это «Габбе», от которого за версту несло подростковым возрастом, а значит, и она представлялась моложе, чем была. Ничем не лучше было и слово «партнер», абсолютно лишенное всяких чувств и любви. Оно звучало так, как будто речь шла о партнерах по бизнесу. Термин «сожители» тоже не подходил, потому что они жили порознь. Он жил в коллективе художников, занимавших дом за старой верфью на острове Лонгхольмен. А она жила в двухкомнатной квартире на улице Доктора Абелина у метро «Цинкенсдамм». В квартире был крошечный балкон, выходивший во внутренний двор.

В какой-то момент минутной слабости она представила Габриеля одному из своих друзей, описав его как «родственную душу», что вообще-то довольно точно описывало ее чувства. Но как только она это произнесла, так сразу почувствовала, что это сделало ее похожей на какой-то архаизм, реликт, застрявший со времен хиппи. Ни понятие «нью-эйдж», ни туманность определений совершенно не соответствовали ее личности. Скорее наоборот. К тому же у нее было ощущение, что термин «родственная душа» носил оттенок платонических отношений. Что совершенно не соответствовало ее отношениям с Габриелем. Отличный секс – это было то, что она как раз больше всего ценила в их отношениях. Хотя, конечно, ей хотелось бы, чтобы в доме на Лонгхольмене толкалось поменьше народу и стены между комнатами были потолще.

Она уже собралась положить трубку, когда он ответил.

– Subcomandante Gabriel, fuerzas armadas de pintores [13] Шутливый ответ – Главнокомандующий Габриель, вооруженная армада художников (исп., прим. пер.). . – Его притворный испанский акцент звучал убедительно. Голос хриплый. Вероятно, этому способствовали несколько порций виски, много сигарилл и дискуссия о роли искусства в обществе с другими художниками накануне вечером. Впрочем, как и в любой из вечеров в этом коллективе.

– Привет, дорогой, это я. У меня вечерняя лекция, так что я приду поздно, но не позднее девяти.

– Нормально. У меня все равно дел по горло. Надо успеть сделать муральное граффити, которое мне заказал Совет профилактики преступности. Я уже отправил им счет. Будут деньги. И немало. Так что у нас будет вино в коробках, курево и еда на некоторое время.

– Окей. Пока что ты все-таки не живешь за счет «Шведских демократов» или полиции.

Он рассмеялся.

– Ни малейшего риска.

Мужчине, который видел, как полиция только что прибыла к дому 46 на улице Хегалидсгатан, не надо было далеко идти. Хотя утро было ранним, он увидел довольно много детей на качелях, поднимаясь по тропинке мимо детской площадки на холм к церкви Хегалид. Скамейки между деревьями и кусты были на месте. Все выглядело примерно так, как сохранилось в его памяти. В тех редких случаях, когда ему удавалось удрать от бабушки, он приходил именно сюда, на эту детскую площадку. Ему нравилась царившая здесь тишина, хотя парк расположен вблизи одной из самых насыщенных транспортом улиц Стокгольма. Как зеленая пещера, затаившаяся в гущах джунглей.

Бабушка часто приводила его сюда, когда он был маленьким. Ей нравился парк с мелководным прудом, где плескались ребятишки. Он знал, что церковь Хегалид напоминала ей о времени еще до ее приезда в Швецию. Тут был небольшой христианский приход. Все это не особенно его интересовало. А вот места вокруг были увлекательными.

Случались и неприятные эпизоды, если он подходил к скамейкам. Когда места там уже заняли пьяные мужики, например. Но они к нему не приставали, только хвастались своими шрамами, оставшимися после крушения поезда в пригороде Седерторнс Вилластад [14] Авария произошла в 1973 году, несколько человек погибли, многие получили тяжелые увечья. Седерторнс Вилластад переименован в Фарстастранд (прим. пер.). , где пригородная электричка врезалась прямо в гранит отвесной скалы.

А в последний раз, когда бабушка догадалась, где он прячется, она подоспела как раз к тому моменту, когда какой-то препротивный мужик в костюме спрашивал, хочет ли он посмотреть, как тот снимет брюки. После этого случая ему больше никогда не удавалось удрать. Бабушка шла рядом, куда бы они ни направлялись. Даже когда он стал старше.

В бабушкиной квартире, где он спал в одной с ней комнате, у него иногда бывало немного личного, так сказать, времени, если он просыпался раньше ее. И тогда он мог подумать о своей матери. В детстве он часто думал о том, куда она подевалась. Думал, что она уехала по каким-то важным делам, но не знал, куда именно. А может, наоборот, это бабушка с ним уехала? Но бабушка не хотела об этом говорить, и, став постарше, он перестал спрашивать вообще. Он убедил себя в том, что его мама не думала о себе. Что она посвятила свою жизнь помощи другим людям. Тем, кому было тяжело. Например, бедным детям. Детям, которые жили не в таких хороших условиях, как он сам. Он знал, что у него прекрасная жизнь. Которой он не заслуживал. Об этом ему часто говорила бабушка. Он понял, что существует много других людей, которым его мама нужна больше, чем ему. Потому что у него все-таки оставалась бабушка. Но она была очень строгой. Строже, чем мама. Так он думал. Если бы он мог сравнить их, если бы мама вернулась. Но она так никогда и не вернулась.