Хидео Ёкояма - Полупризнание

Поэтому можно было понять его, когда он по-дружески окликнул Накао. Им обоим пришлось тяжело после того, как каждый из них выдал хороший материал. Это действительно так: вы можете недолюбливать друг друга, однако лишь тот, с кем ты на ножах, может понять твои истинные чувства. Такой вот парадокс журналистской работы. Это относится и к взаимному утешению двух отвергнутых, а если случится такое, что из-за публикации сенсационного материала вы окажетесь в тяжелом положении, происходит взаимное признание, и эмоции переполняют вас. Репортеры других изданий постоянно злословят о том, как свободно «Тоё» и «Таймс» бегают от одного следователя к другому. Тут ты невольно падаешь духом — и рассчитываешь, что соперник станет твоим «боевым товарищем» на короткое время.

Но установятся ли такие отношения, зависит от того, что у кого есть в запасе. Нет никого более жалкого и слабого, чем репортер без материала. Однако если ты хоть раз добыл хороший материал, у тебя прибавляется смелости, как будто ты прячешь пистолет в кармане…

Даже не пистолет, а пушку. Проскользнувший мимо дивана Накао чувствовал огромное превосходство перед Татарой.

В комнате «Тоё» был только Кодзима — он брал телефонное интервью у начальника отдела стимулирования продаж универмага. Из-за наступившей впервые за три года холодной зимы оживилась конкурентная борьба в торговле зимними товарами, типа зимней одежды и отопительных приборов. Накао поручил Кодзиме материал, подобный тому, который он часто готовил во время работы в местной газете. Разумеется, если до сегодняшнего позднего вечера сенсация Накао будет готова, то этот материал потеряет всякую значимость и его никто не заметит.

«В прокуратуру пойду я». Такую записку он положил перед Кодзимой, сделал короткий звонок и вышел из комнаты. Бросил взгляд на развалившегося на диване толстяка, покинул пресс-центр и через боковой выход вышел на улицу. Уже темнело; по щекам бил холодный ветер.

Прокуратура находилась на расстоянии примерно трех минут ходьбы. Как только Накао вышел на улицу Нисидоори, перед его глазами сразу же возникло потрепанное пятиэтажное здание со светящимися окнами.

В кабинете первого заместителя прокурора, расположенном на четвертом этаже, уже собрались репортеры из всех изданий. Ежедневно в 16.30 заместитель прокурора Кувасима, отвечающий за общение с прессой, давал короткую пресс-конференцию.

— Сегодня мы обратились в суд с ходатайством о заключении под стражу на десять суток обвиняемого Кадзи Соитиро, и оно было удовлетворено. И это, пожалуй, всё. Больше рассказать нечего.

Говоря это, Кувасима обводил взглядом свою аудиторию. В недовольном выражении его лица едва заметно сквозило высокомерие по отношению к молодым журналистам.

Несколько человек спросили про признательные показания Кадзи. Кувасима ответил, что ему еще не докладывали об этом, а потом безответственно добавил, что, наверное, они не узнают ничего нового по сравнению с тем, что они слышали в полиции.

Наблюдая за поведением Кувасимы из-за спин коллег-репортеров, Накао замечал в нем некоторую странность. Заместитель прокурора, как обычно, выглядел беспечно. Совсем не было ощущения, что он знает о дневном инциденте с прокурором Сасэ. То, что Кувасима притворяется, — это факт, но с какой целью он специально намекнул, что в отношении показаний Кадзи мнение и полиции, и прокуратуры совпадают? Разве последняя, решив, что составленный полицией протокол показаний — подделка, не объявила войну полицейскому управлению?

Журналисты один за другим покидали кабинет.

Накао шел последним и, рассчитав, когда девушка, шедшая перед ним, выйдет в коридор, разыграл небольшой спектакль. Он уронил на пол ручку и присел на корточки. Когда же, медленно подняв ее, выпрямился, шаги девушки уже были слышны в коридоре.

Накао развернулся и мигом очутился у стола Кувасимы.

— С вашего позволения, я задам один вопрос.

Кувасима вытаращил глаза.

— Вообще-то это нарушение правил…

Не обратив на это внимания, Накао продолжил:

— Полиция отправила поддельный протокол. Не так ли?

Кувасима оттолкнув стул, вскочил.

— Что? Неужели ты… — Его широко раскрытые глаза мгновенно налились гневом. — Вон! Я вызову охрану!

Проигнорировав и эти слова, Накао заявил:

— Кадзи Соитиро ездил в Токио. В этом нет сомнений, не так ли?

— Это неправда! Я сказал, вон! Разве не понятно?

Кувасима схватил трубку и действительно вызвал охрану.

Накао поклонился и направился к двери. Вслед ему раздался гневный голос:

— В ближайшие десять дней для «Тоё» вход закрыт!

Накао побежал по коридору и спустился по лестнице. Были слышны быстрые шаги спешащей наверх охраны.

Неслышно ступая, Накао вышел в коридор на третьем этаже. Он не просто собирался укрыться от охраны. На третьем этаже один за другим располагались кабинеты прокуроров. Кабинет прокурора Сасэ — в самом конце…

На его стук в дверь ответил тихий голос.

Сасэ в кабинете не было. С суровым видом поднялся помощник прокурора Судзуки. Накао было известно только его имя, но разговаривать с ним ни разу не приходилось.

— Вы журналист, так? Нельзя, сюда вход воспрещен.

Накао знал об этом. За исключением кабинета первого заместителя прокурора, в прокуратуре не было ни одного места, куда можно было зайти. Значительно более серьезное место, чем полиция. Здесь все были такими: начиная с руководства и вплоть до рядовых сотрудников. В этом учреждении не было ни одного человека, кто не осознавал бы того, что все здесь, вплоть до плитки на полу, люминесцентных ламп, столов, телефонов, часов и даже шариковых ручек, приобретено за деньги налогоплательщиков.

Судзуки приблизился к двери.

— Нельзя, нельзя, быстрее выходи.

— А прокурор Сасэ?

— Его нет. Быстрее.

— А где он?

— Уже ушел домой. И тебе надо быстрее уходить.

Накао был вытеснен в коридор.

Хм… довольно странно. В отношении дела Кадзи отвечавший за общение с прессой Кувасима подчеркнул, что полиция и прокуратура действуют заодно, а Сасэ, обличавший полицию за передачу подделанного протокола, быстро ушел домой.

Несостыковочка…

Подобно тому, что происходило между уголовным и административным департаментами полицейского управления, в прокуратуре, наверное, тоже какой-то разлад.

Вдруг журналиста осенило.

Когда он выдал свою сенсацию, у Кувасимы невольно вырвалось: «Неужели ты…» На этом тот прикусил язык, но то, что он дальше должен был сказать…

По всей вероятности, вот что:

«…слышал это от Сасэ?»

Заметив в конце коридора охранника, Накао быстро повернулся и направился к западной лестнице.

Накао вернулся в редакцию около шести часов.