Хидео Ёкояма - Полупризнание

Веки Кадзи чуть заметно дрогнули.

— Это слова Ода Нобунага [14] Ода Нобунага (1534–1582) — военно-политический лидер Японии, один из самых выдающихся самураев в японской истории, посвятивший свою жизнь объединению страны. , да? Так мало, всего пятьдесят лет…

— Но в те времена это был обычный возраст.

— Такие плавные линии… Превосходная работа.

— Благодарю.

— Мне показалось, что это совсем недавняя работа. Когда вы написали ее?

— …

— Вы занимаетесь каллиграфией двадцать пять лет?

— Да.

— Одиннадцать раз участвовали в выставках искусства каллиграфии префектуры. И в прошлом году наконец стали лауреатом в области иероглифики.

— Мне просто повезло.

— Когда вы пришли с повинной, пальто оставили дома, не так ли?

— Что?.. А, ну да.

— Предполагали, что не вернетесь?

— Да.

— Мне кажется, что каллиграф, который знает, что уже не сможет вернуться, берет с собой кисть.

— …

Он написал это изречение непосредственно перед тем, как явиться с повинной. Сики не сомневался в этом.

Человеку суждено жить под небом лишь полвека…

Какие чувства Кадзи вложил в эти слова?

Сики решил пойти на небольшой риск. Он задал вопрос, который затрагивал пограничное состояние между «происшествием» и тем, что было «после».

— Что вы чувствовали после того, как убили жену?

— Некоторое время я был в рассеянности, — ответил Кадзи. — Понимал, что сделал что-то ужасное, но, с другой стороны, неоднократно говорил себе, что так было лучше для Кэйко, что она умерла счастливой.

— На следующий день, пятого декабря, вы позвонили в отдел и, сославшись на плохое самочувствие, не пошли на работу, так?

— Да.

— Вы действительно плохо себя чувствовали?

— …

— Не физически, а морально?

— …

— Я воспользовался стремянкой и проверил пространство под потолком.

Зрачки Кадзи расширились.

— Только в одном месте не было пыли. Это было похоже на след от каната или оби [15] Оби (букв. «пояс») — несколько различных типов японских поясов, которые носят как мужчины, так и женщины, поверх кимоно и кэйкоги (форма для занятий боевыми искусствами). .

— Я собирался умереть, — внезапно произнес Кадзи. — Это естественно. Я потерял Тосию, убил Кэйко… Не мог представить, как смогу жить один. И показаться на глаза коллегам было стыдно. Я считал, что должен смертью заслужить прощение…

Что я худший человек… Однако еще только один год…

Кадзи замер. Он сидел не шелохнувшись.

…Еще только один год?

Кадзи моргнул, как будто вспомнил что-то, и заговорил опять:

— Мне стало жаль… потерять жизнь.

Сделав небольшую паузу, Сики заговорил:

— Только один год… Что вы имели в виду?

Кадзи упорно молчал.

49-летний Кадзи решил прожить еще только один год. 50 лет. «Человеку суждено жить под небом лишь полвека». Наверное, все-таки не просто так он написал это изречение. Но все равно непонятно. Не умереть сейчас, все выдержать, а когда исполнится 50 лет, можно и умирать?

— Это как-то связано с Тосия-куном?

— …

— Теперь, кроме вас, некому ходить на могилу.

Произнося эти слова, Сики подумал, что Кадзи тоже не сможет ходить на могилу сына. Несколько лет.

Кадзи спокойно заговорил:

— Там теперь Кэйко. Тосии уже не будет одиноко.

Сики не мог понять его истинных чувств.

Но одно было ясно.

Кадзи был готов умереть. Но потом передумал. Волевым решением он выбрал жизнь. Решил прожить еще один только год. Что повлияло на это решение? Возможно, ключ к разгадке содержится в Кабукитё…

Сики посмотрел на часы. 15.45. Близится вечер. В голове зазвучал голос: «А с тебя как с руководителя нужен результат!» И желание прочитать историю Кадзи настолько усилилось, что его стало трудно сдерживать.

Сики придвинул стул ближе.

— В последнее время вы посещали Кабукитё в Синдзюку?

Он почувствовал, что Кадзи задержал дыхание.

— Посещали, не так ли?

— …

— Когда это было?

— …

— Когда речь заходит о том, что было после происшествия, вы молчите. Но таким образом становится понятно, что вы скрываете именно то, что произошло потом.

— …

— В моем отделе есть молодой следователь, который вас уважает. Он рассказал, как вы призывали действовать в случае, если придется отправиться на место крушения поезда. Вы говорили, что им следует обращаться с останками так, будто это их братья или сестры. Верно?

— Да.

— Так как же вы могли оставить тело жены и уйти?

— …Не могу сказать.

— Почему? Потому что совесть нечиста?

— …

— Честно говоря, у меня были некоторые подозрения. Но сейчас я совершенно не верю в то, что вы могли развлекаться в Кабукитё.

— …

— Мне кажется, вы относитесь к категории людей, которые не могут врать. На следующий день после того, что произошло, вы действительно плохо себя чувствовали. А на второй день у вас действительно были важные дела. Это так?

— …

— Что за важные дела?

— Простите меня! Я не могу рассказать.

— Но на самом деле вам хочется рассказать. Хочется с кем-то поделиться. Ведь в душе́ вы так считаете, правда?

Кадзи пристально взглянул на Сики. Тот тоже всмотрелся в его лицо.

Казалось, что страница вот-вот будет перевернута. В этот момент определенно ощущались признаки того, что откроется истина.

Однако Кадзи потупил взгляд. Когда он снова поднял глаза, те впервые выглядели помутневшими.

— Следователь Сики… Скажите, что мне лучше написать в показаниях?

— Что вы имеете в виду?

— Я не хочу больше доставлять беспокойства. Ни вам, ни полицейскому управлению, ни ученикам…

— Что вы хотите этим сказать?

Задавая вопрос, Сики чувствовал, как напряглось все тело.

Кадзи заговорил:

— Я искал, где умереть… Такой ответ подойдет?

Что это? Гнев? Или, может быть, печаль?

Душа его пылала так, что казалось, вспыхнет.

Тщательно подбирая слова, Сики сказал:

— Не нужно так беспокоиться. Я всего лишь хочу узнать, что вы на самом деле чувствуете.

17 часов. Объявив перерыв, Сики направился в уголовный отдел. Нужно просмотреть вечерние выпуски всех газет. Это входило в его планы.

Открыв дверь, он заметил профиль Сасаоки, сжимающего телефонную трубку. За несколько минут до перерыва тот крадучись выскользнул из допросной комнаты.

На столе в глубине кабинета возвышалась стопка вечерних газет. Сики собрался было проскользнуть сбоку от Сасаоки, но в этот момент тот передал ему трубку.

— Это глава департамента.

Наверное, будет требовать ответ…

— Сики слушает.

— А ты молодец!

Сики растерялся. Иё был в прекрасном настроении.

— О чем вы?

— Не скромничай. Притолока, притолока… Я о попытке самоубийства. Как ты его разговорил! На семичасовой пресс-конференции так и скажем. Что он точно пытался покончить с собой. В этот раз журналисты и пикнуть не смогут.