Ирина Лобусова - Имя врага

— И что же, соседи не возражали против собаки? — снова поинтересовался Емельянов, хорошо знающий коммуны.

— В первое время, конечно, возражали, — улыбнулся мужчина, — но мне по документам положена собака-поводырь. И Марсик очень умный. Он никогда никому не доставляет неприятностей. Так что им пришлось смириться. Я недолго живу здесь. Вторую неделю всего.

— И давно это у вас? — Емельянов не решился сказать «слепота».

— Несчастный случай на производстве, — ответил мужчина. — Я на заводе работал. Обожгло глаза кислотой. Теперь вот живу на пенсию по инвалидности и прохожу лечение в институте Филатова.

— Понятно, — сказал Емельянов, настроение которого испортилось от этой печальной истории. — А своего соседа-скрипача знали?

— Даже не видел ни разу, — улыбнулся мужчина, гладя своего пса по голове.

— Я понимаю, как вам сейчас тяжело, — краем губ улыбнулся слепой, — мне уже донесли соседи о том, что произошло. Вам надо говорить с людьми, которые не хотят говорить, и заставлять их рассказать то, что они видели, но делают вид, что ничего не видят. И хотят поскорее забыть. Либо наплести с три короба, чтоб похвастаться.

— Видели и делают вид, что не видят? — Емельянов улыбнулся в ответ. — Вы слишком грамотно говорите для заводского рабочего!

— Это иллюзия. Просто я прочитал слишком много книг.

— Книги пошли вам на пользу.

— Нет, — слепой мужчина покачал головой, — знания увеличивают страдания. Иногда мне кажется, что людям, которые не читали книг и чей мозг находится в гладком состоянии зародыша и совершенно не развит, гораздо проще жить.

Емельянов смотрел на слепого во все глаза. Было в нем что-то такое, что он никак не мог объяснить. Это была не настороженность, не предчувствие опасности — вовсе нет. Просто ему вдруг захотелось продолжать этот разговор до бесконечности, разговор, в котором, на первый взгляд, не содержалось никакого смысла. Однако он вдруг стал значить намного больше всего, что окружало его вокруг. Даже больше, чем загадочное содержание исчезнувшего чемодана.

Этот странный человек очень сильно отличался от всех. И совсем не слепотой. Было в нем необъяснимое благородство и сила характера, звучащие в тоне и уже понятные по первым словам. Этот человек был интересен. Чувствовалось, что он на все имеет свою точку зрения. И эта точка зрения очень сильно отличалась от общепринятой.

— Но вы не могли не общаться с этим человеком, с покойным скрипачом, — вдруг сказал Емельянов, немного запнувшись перед словом «покойным».

— Вы хотели сказать — убитым, а не покойным, — мгновенно отреагировал его собеседник.

— Впечатление такое, что вы просто читаете мои мысли, — невесело усмехнулся Емельянов, — а это плохо для опера.

— Расслабьтесь. Это не самое страшное, что может произойти!

— Что же, по-вашему, может быть самое страшное? — теперь Емельянова уж точно было не оторвать от этого разговора.

— Оно уже произошло. Это убийство, которое потребуют списать как самоубийство. А если вы этого не сделаете, это будет самый страшный в вашей жизни «глухарь». Висяк, который будет позорить весь ваш отдел и из-за которого вас начнут уничтожать на собраниях.

— Вы говорите так, словно разбираетесь в этом! — опешил Емельянов.

— Я же говорю, что прочитал много книг. Не обращайте внимание.

— Почему вы сказали, что это убийство?

— Интуиция. Чувствую ваше беспокойство, хотя ничего и не вижу. Если б вы были твердо уверены, что это самоубийство, вы бы так не волновались.

— У вас редкая проницательность, — усмехнулся Емельянов, — с вами опасно говорить! Но вы не ответили на мой вопрос.

— Ну конечно, я его знал. Мы разговаривали несколько раз. Он даже показал мне и описал старые армейские часы. Кстати, вы нашли их в квартире?

— Нашел. А почему он показал их вам?

— Разговорились о старине. Столкнулись на кухне. Шла передача по радиоточке об антиквариате. И я сказал, что когда-то увлекался старинными предметами. У меня даже был когда-то настоящий морской кортик 1864 года. А он пригласил меня подержать в руках часы.

— Пригласил в свои комнаты? — Емельянов слушал очень внимательно.

— Да. Это был первый и единственный раз, когда я был у него. Часы, кажется, лежали в спальне, в тумбочке возле кровати. Он так сказал.

— Верно, — кивнул Емельянов. — И какое впечатление сложилось у вас об этом человеке?

— Он был умен. Интересный собеседник. Но у меня сразу создалось впечатление, что он живет двойной жизнью. Он был из числа тех людей, которые не раскрываются никогда.

— Двойная жизнь? — насторожился оперативник. — Как вы думаете, что это могло быть?

— Не знаю. Я недостаточно хорошо знал его для того, чтобы делать выводы. Просто у меня сложилось такое впечатление от разговора.

— Потом вы еще общались?

— Несколько раз сталкивались на кухне. Это происходит постоянно, когда живешь в одной коммунальной квартире. Он, кстати, просил меня зайти к нему завтра. Хотел дать пригласительный на свой концерт в филармонию. Я обещал ему, что пойду. Как я понимаю теперь, концерт отменяется… Навсегда.

— Как вам показалось, он был одиноким человеком? — наугад спросил Емельянов.

— Мне показалось, что очень. Хотя я недостаточно хорошо его знал, — повторил слепой. — Если вы имеете в виду женщин, то этого добра у него было предостаточно. Я сам слышал, как к нему часто приходили барышни. А я тут совсем недавно живу. Но это были просто постельные подруги. Несмотря на обилие таких приключений, человек всегда может остаться одиноким. Мне показалось, что он одинок.

— Вы не знаете, он собирался куда-то уезжать?

— Нет. Я ничего не знаю об этом.

— А когда вы видели… встречали его в последний раз?

— Два дня назад. На кухне. Обменялись парой ничего не значащих слов. Если вы имеете в виду, что я делал сегодня ночью, когда он погиб… Я был в своей комнате, спокойно спал и абсолютно ничего не слышал. Вообще ничего.

— Он пил? — Емельянову было интересно услышать ответ на этот вопрос.

— Нет. Я никогда не чувствовал от него запаха алкоголя. А слепота развивает обоняние. Компенсация, если слышали.

— То есть пить было для него не свойственно?

— Я бы сказал, что нет. Здесь есть такие кадры, которые каждый день синячат по-черному. Заслуженные бухарики. Он был не из таких.

— А если бы вам сказали, что перед смертью он был пьян… Очень сильно выпил, напился допьяна, что бы вы подумали?

— Я бы предположил, что в его жизни произошли какие-то трагические, неожиданные обстоятельства, с которыми он уже не мог справиться. Люди запивают от тревоги, страха, горя, от растерянности и беспомощности, в попытке убежать от проблем. Я бы сказал, что у него произошло что-то серьезное. Но это можно узнать у его собутыльника.