Ирина Лобусова - Имя врага

— Понимаю, брат, — вздохнул он.

— Поэтому про катакомбы я знаю все. Со мной не заблудишься.

И он действительно ходил по всем этим катакомбам с Пауком, раня ноги об острые обломки камней и песок. И постепенно привык к тому, что дорога к морю здесь никогда не была гладкой и ровной. Наверное, в этом был определенный философский смысл. Дорога к чему-то стоящему и важному никогда не может быть ровной.

И он должен был бы понять, что после ровной, гладкой щебенки вдруг поползет вниз косогор. Почему же споткнулся сейчас? И почему этот резкий спуск стал для него такой неожиданностью?

Ноги разъехались в разбавленном камнями песке. Он едва не упал. В лицо пахнул солоновато-сладкий, приторный запах водорослей. Море было совсем рядом. Ему так хотелось просто погулять по берегу, наслаждаясь исчезающим на глазах закатом. Но это было не только опасно — просто невозможно. Совсем. И от этого тревожное, острое предчувствие сжало его душу. Но выбора не было. Карты розданы, все игроки за столом, и надо было включаться в игру, даже если платой за это будет сама жизнь.

Он спустился вниз достаточно быстро, даже после того, как стало темнеть уже на глазах. И сверху, с холма, разглядел темнеющую глыбу — спокойную поверхность моря, от крепкого запаха которого у него, как всегда, перехватило дух. Он так и застыл бы, любуясь морем, на вершине холма. Но внизу у пыльной, словно рваной дороги, виднелись рыбацкие лачуги.

Он быстро стал приближаться к самой крайней из них, стоящей на отшибе и одной стеной, выходящей прямо на песок. И почти сразу разглядел у калитки знакомую темную фигуру.

Лицо старухи было опухшим, все в желтоватых пятнах. Он подумал, что она, видимо, пила сутки напролет, оттуда и эта одутловатость и желтизна, которую можно было разглядеть даже в сумерках. Однако все больше приглядываясь к ней, он понял, что она вовсе не старуха, наверняка ей еще нет и пятидесяти. Просто алкоголь и разгульный образ жизни состарили эту женщину раньше времени.

Как всегда, она почти по подбородок куталась в плотную шаль из тяжелого шелка, обтрепанную по краям и давно потерявшую свой вид. В ушах ее, сморщенных и плотно прижатых к черепу, качались тяжелые золотые серьги.

— Ты Дато? — Она вперила в него тяжелый, мутноватый взгляд. — Ты правая рука Паука?

— Я, — кивнул он, думая о том, почему так остро, так пронзительно пульсирует чувство тревоги, затапливая невидимым пламенем всю его душу. Ведь на все это он пошел добровольно, сам.

— Тебя ждут, — она кивнула головой, и тяжелые серьги издали пронзительный звон, в котором ему послышалось что-то утробное. — Принес?

— Деньги со мной. — Дато не верил никому в своей пестрой, авантюрной и порой глупой жизни, но тут скрывать было бессмысленно. Единственное, что он сделал — не потянулся инстинктивно к месту, где лежали деньги, собранные с таким трудом, — пачка, завернутая в газету, во внутреннем кармане пиджака, единственное, что осталось от его прежней жизни.

— Ну хорошо, — настороженно оглядевшись, женщина сделала ему знак рукой, приглашая зайти. Следом за ней он приотворил скрипучую калитку и оказался в убогом, неухоженном дворике, в котором ничего не росло. Только тучи песка покрывали землю с пожухлыми прошлогодними сорняками, на которой к тому же были разбросаны обрывки газет и прочего мусора. Не задерживаясь, стараясь не наступать на эту мерзость, старуха провела его в дом. И моментально исчезла в одной из дверей. Дато оказался в пустой, почти без мебели, проходной комнате.

Окна ее выходили прямо на пляж, и, несмотря на то что они были плотно закрыты, все равно слышался тягучий, взволнованный шум моря. Он подумал, что к вечеру начнет шуметь, и от этого почувствовал себя еще более неуютно.

Вдруг в полу открылся люк, и изнутри, поднимаясь по лестнице, из подвала показался уже знакомый ему человек. Тот самый, на встречу с которым он шел сюда, понимая, что рискует своей собственной жизнью.

Это был совсем молодой мужчина, до тридцати пяти лет, высокий, худощавый и с таким бледным лицом, что эта бледность вызывала в памяти названия жутких болезней. Самых страшных, поражающих человека такой вот мертвящей белизной. Казалось, лица этого человека никогда не касался солнечный свет, и всю свою жизнь он прожил в закрытом, не пропускающем ни одного солнечного луча подземелье.

Внезапно Дато вспомнил, куда пришел, и подумал о том, что так действительно могло быть на самом деле. И от этого еще больше почувствовал, как по его коже пробегает мороз, и без того тревожащий его душу. Сейчас эта тревога обрела абсолютно реальные очертания, и у него даже разболелся живот, словно в него насыпали горящих камней.

— Здравствуй, Дато, — человек наконец выбрался из люка и стал напротив. — Вижу, ты настроен решительно. Мне это нравится.

— У меня нет другого выхода, — буркнул он, инстинктивно ступая на шаг назад, потому, что от этого смертельно бледного человека веяло каким-то неизъяснимым ужасом.

— Паук тоже боялся, когда пришел к нам в первый раз, — улыбнулся человек — и ты боишься. Это правильно. Но у тебя есть цель.

— Есть цель, — повторил он, не понимая, почему так откровенно содрогается от ужаса.

Кроме бледности, отторжение вызывал и внешний вид этого человека. Он был одет во все черное. Черные брюки, черная рубашка, черная обувь… Весь этот абсолютно черный облик дополняли его такие же черные тонкие волосы, которые были более длинными, чем положено мужчине.

Пуговицы на рубашке были расстегнуты и виднелась узкая, впалая грудь, на которой болтался очень странный предмет. Дато видел такое впервые, поэтому не мог не обратить внимания.

На простом кожаном шнурке висел серебряный крест, но он был не простой — это было распятие, расположенное вверх ногами. Отчетливо была различима фигура Христа, который находился на этом распятии головой вниз, а ногами вверх. И от этого привычный символ христианства выглядел совершенно жутко.

Мужчина поймал взгляд пришедшего, направленный на крест, но никак не отреагировал, только произнес:

— Ты принес деньги? Наши услуги стоят дорого.

— Вот, — Дато расстегнул карман и достал сверток с деньгами.

— Хорошо, — человек кивнул, молча взял сверток, не стал его разворачивать и пересчитывать деньги. — Я знаю, что ты не пытаешься нас обмануть. Я это вижу. Твоя цель не изменилась?

— Нет, — Дато сглотнул горький комок, — я хочу занять место Паука.

— Ты займешь его место. Идем.

Он указал на люк в полу и, подавая пример, первым стал спускаться по ступенькам. Дато последовал за ним.

Лестница вилась среди желтых камней. Кое-где было тусклое освещение. Спускались они достаточно долго, и он был прямо поражен тем, какой глубины это помещение в катакомбах.