Ирина Лобусова - Имя врага

— Принеси напиток, — скомандовал мужчина. Девушка молча скрылась в глубине комнаты, затем вернулась, неся в вытянутых руках большую чашу.

— Пей. Это нужно для участия в мессе.

Дато выпил. Напиток был чуть теплым и терпким. Внезапно это тепло разлилось по всему его телу, и все закружилось у него в глазах…

Туман в голове рассеялся. Голоса начали наступать сразу со всех сторон, закрывая плотным облаком странного, звенящего звука…

А потом… Потом появилась картина. Судя по ее красочности, он должен был ее запомнить навсегда…

Такого Дато никогда не видел. После того, как головокружение прошло, он понял, что находится в гроте, вырытом прямо под землей. Грот был украшен светлыми сталактитами самой причудливой формы. И в каждом сталактите мерцал огонь.

В своей жизни он не видел ничего подобного! Казалось, огонь находится внутри камня, просто внутри каменной оболочки, которая поглощает острую форму его пламени. Поэтому огонь казался не ярким, не ранящим, не вызывающим тревогу и страх, а наоборот — согревающим, теплым, похожим на огонек, мерцающий в болотной трясине. И этот свет шел сразу со всех сторон.

Дато подумал, что наверняка все это — оптическая иллюзия, созданная специально, чтобы оглушить, лишить воздуха. И как создана — кто ж ее разберет! Все вокруг казалось таким необычным, что сложно было даже предположить, как кто-то создает искусственную конструкцию из этого пламени, спрятанного в глубине камня. В любом случае, это было самым первым, что поражало. А потом Дато услышал голоса.

Среди горящих камней зазвучал монотонный, длинный речитатив. Порой это пение казалось еле слышным, затем вдруг интонация менялась, и в воздухе разносился громкий, пульсирующий клекот, а затем взрывался тревожный вой. Падая вниз, пение медленно увеличивалось по нарастающей, а затем раздавался настоящий звуковой гром, просто разрывающий барабанные перепонки, и снова вся эта лавина мощного звука устремлялась вниз. И от этих вибраций, от этой смены частот создавалась такая иллюзия тревоги, что дыхание буквально замирало, и он не знал, как дышать.

Это странное пение вызывало эмоции такой силы, что от него буквально зашкаливали все чувства, а главное — разрасталось чувство тревоги, раня душу так, что становилось понятно: ее уже ничем не залечить.

От странного речитатива Дато стало мгновенно страшно, и если раньше от этого ледяной пот появлялся только вдоль позвоночника, то теперь запульсировало тело, превращая в лед то, что еще совсем недавно бушевало пламенем. И от этого даже кровь, уже застывшая в жилах, казалась осязаемым, твердым веществом.

Постепенно Дато стал прислушиваться к словам. Если в самый первый момент что-то показалось ему знакомым, то потом он понял, что этот язык совсем ему не знаком. Он в чем-то напоминал латынь, но, вслушавшись, Дато разобрал, что вместо четких латинских фраз — какая-то тарабарщина. И в этой странной смеси звучат слова, которых прежде никогда в жизни он не слышал.

Конечно, Дато не был так образован, чтобы, как заправский филолог, делать почти языковой анализ. Просто в бытность еще ребенком, когда ему было лет десять, он пел в католическом храме родного городка, потому что население его городка в основном были католики. Мессы шли на латинском языке.

Дато так ненавидел эти ранние мессы, когда нужно было вставать в 4 утра и долго идти по страшным, пустынным улицам поселка, что на всю жизнь запомнил эти длинные речитативы на латыни, которыми начинались утренние молитвы. Все это настолько врезалось ему в память, что он мог различить латынь даже во сне.

И теперь, даже находясь в каком-то тумане, он готов был утверждать, что пение, звучащее в каменном гроте, не было латынью. Хотя и было на нее похоже.

Дато прекрасно понимал, что все, что с ним происходит, вызвано каким-то странным дурманом. Все вокруг то кружилось, то плавно плыло, без резких движений, и он полностью терял ощущение пространства и времени, и четкость своих шагов. Он направился было вперед, но едва не упал. Пришлось ухватиться за стену. И он панически боялся сделать шаг, сдвинуться с места.

Стена была холодной, шершавой. Камни — разного размера. Дато понял, что все еще находится в катакомбах, под землей. Собравшись с силами, он смог все-таки двинуться вперед, и очень скоро вошел внутрь этого грота. Который, к его удивлению, оказался не круглым, а квадратным.

Посередине стоял огромный мраморный стол. По обеим сторонам были зажжены массивные черные свечи, пламя которых дрожало в воздухе. На столе лежало что-то, накрытое черным покрывалом.

У противоположной от входа стены находился алтарь, так Дато подумал. Он увидел массивное возвышение, покрытое алым бархатом. На подставке лежала огромная книга. Она была открыта, а ее переплет, часть которого была отчетливо видна, отливал золотом.

У подножия этого алтаря он увидел желтоватый череп, показавшийся ему огромным. Вряд ли он мог принадлежать человеку. В пустые глазницы были вставлены ярко горящие чадящие свечи.

Внезапно пение раздалось громче, и, обернувшись, он увидел группу людей в длинных черных балахонах, капюшоны которых были надвинуты на их лица.

Судя по всему, пели именно они, раскачиваясь из стороны в сторону. Их босые ноги виднелись из-под черных одеяний.

Теперь, когда звук был различим совсем близко, он гипнотизировал его еще больше. Дато направился к поющим, обходя стол, но дойти не успел: неизвестно откуда возникла фигура в таком же черном балахоне и, лишь дотронувшись до его плеча, заставила оставаться на месте. Он почувствовал вроде ожога в том месте, к которому прикоснулась рука неизвестного, кожа сразу стала саднить, как будто ее действительно обожгли… Дато повиновался.

Тогда он перевел взгляд на алтарь. Над огромной книгой стоял тот самый человек с бледным лицом, с которым он разговаривал в самом начале, в верхней комнате. Но теперь на нем была ряса черного цвета, поверх которой шла белая лента. На ней были начерчены странные знаки и, почему-то, еловые шишки. Также поверх черной рясы на массивной серебряной цепи спускался перевернутый крест. Длинной серебряной указкой человек водил по страницам книги и беззвучно шевелил губами. Его волосы были забраны сзади черной лентой, отчего лицо казалось еще более худым и приобретало хищный оскал.

Дато хотел было поднять глаза вверх, выше алтаря, но испытал страшное головокружение. Все вокруг поплыло так сильно, что на какое-то мгновение его глаза застлало черное облако, он словно не мог видеть. Но это не вызвало паники, наоборот, скорей, успокоило. Потому что то, что было в реальности, картинка, которую он видел, казалась ему намного страшней.