Ханс Русенфельдт - Себастиан Бергман. 5 книг

— Хоть я берусь за это не ради денег, даром я не работаю.

— Сколько ты хочешь?

— Тысчонку. Могу сделать тебе маленькую скидку как лузеру.

Тут Тролле поспешно закрыл дверь. Из квартиры послышался его голос:

— Позвони мне через несколько дней.

И все стихло. Себастиан развернулся и медленно пошел по лестнице вниз.

Аннетт Виллэн обожала такие вечера. Уже около трех она начала готовиться морально. Ритуал всегда бывал одинаков. Сперва долгий горячий душ: она мыла волосы и намыливала тело пахнущим абрикосом мылом для пилинга, купленном в магазине «Боди Шоп». Затем слегка обсыхала в теплой ванной комнате, после чего натирала чуть влажное тело аптечным лосьоном. Она где-то вычитала, что при использовании лосьона, пока ты еще не до конца высох, влага задерживается в теле и способствует глубокому размягчению. Далее она надевала халат и босиком направлялась в гостиную, совмещенную со спальней. Конечно, Аннетт могла бы переехать в единственную имевшуюся в квартире спальню, но она принадлежала сыну, и хотя он съехал, Аннетт не хотела превращать ее в свою. Эта комната была ее единственной надеждой на то, что сын когда-нибудь вернется.

Будет снова нуждаться в спальне.

Нуждаться в ней.

Если бы она вынесла оттуда вещи сына, это сделало бы его уход слишком наглядным и реальным.

Аннетт открыла шкаф и начала осторожно вынимать оттуда блузки, юбки, платья и брюки. Однажды она достала даже костюм, купленный, чтобы идти на собеседование, на которое так и не пошла. Но он выделялся, точно разодетый и неуверенный гость на праздничном ужине, и после краткой гастроли всегда оставался в одиночестве висеть на вешалке. Она разложила предметы одежды по кровати, а те, которым не хватило место, разместила на трехместном диване и на журнальном столике. Потом она встала посреди комнаты и принялась впитывать распростертые перед ней различные краски, формы и материалы, ощущая контроль над ними. За пределами квартиры она, возможно, была персоной незначительной, но здесь и сейчас все решала она. Перед ней лежала ее жизнь, жизнь, которую она вскоре начнет жадно перебирать и примерять.

Почувствовав себя готовой, Аннетт вышла в прихожую, сняла зеркало, отнесла его в гостиную-спальню и прислонила к стене. Отступив на несколько шагов назад, она посмотрела на себя — свежевымытую, в чуть коротковатом розовом халате, который сын подарил ей на сорокалетие. Каждый раз ее потрясало то, как она постарела. Не только волосы стали более жидкими и тусклыми, но и вся она в целом. Аннетт давно уже прекратила стоять перед зеркалом обнаженной. Слишком удручающим стало встречаться с собой, поскольку время столь заметно давало себя знать. Своего тела она не стыдилась. У нее всегда были женственные формы и отсутствовали проблемы с весом. Нет, она была по-прежнему изящна, с красивыми ногами и пышной тугой грудью, но вот кожа с каждым годом становилась более блеклой и менее упругой. Она будто бы постепенно сжималась, как слишком долго пролежавший на солнце персик, независимо от того, сколько бы пилинга, антивозрастных и разглаживающих морщин средств Аннетт ни применяла. Это ее пугало. Особенно потому, что она чувствовала, что время еще только начало над ней работать. Ему оставалось еще многое, и однажды она встанет здесь и не узнает себя. А ведь ей скоро предстоит начать жить.

Всерьез. По-настоящему.

Чтобы освободиться от этих мыслей, она начала примерять одежду. Все предстояло попробовать со всем, проверить каждое сочетание и возможность. Кем бы ей хотелось быть сегодня?

Если ей хотелось выглядеть моложе, она могла стать небрежной девушкой в джинсах и слишком свободном свитере или личностью артистического склада в коротком черном платье с чуть слишком смелыми кружевами. Эту роль Аннетт очень любила. Особенно, когда осмеливалась наносить на губы темную помаду. Она чувствовала, что одетая в черное девушка получилась бы совсем потрясающей, если бы у нее хватило мужества вдобавок к одежде выкрасить в черный цвет волосы. Но на это Аннетт не решалась. А наряд этого вроде бы требовал. Поэтому он, как всегда, снимался. Заменялся более аккуратной белой блузкой, немного в деловом стиле, и темной юбкой. Эта женщина Аннетт тоже нравилась. Вневременная, именно как ей того хотелось. Однако и она требовала слишком многого. Обилия волос. Лучших форм. Лучшей осанки. Всего получше. Возможно, позже. Скоро. Вещи сменяли друг друга. Черная блузка с белыми брюками, джинсы с чересчур свободным свитером, платье с кофтой. Аннетт обожала встречаться с различными личностями, висевшими и ожидавшими ее в темном платяном шкафу. Женщины подходили к зеркалу. Новые женщины, лучшие женщины, интересные женщины. Только не Аннетт. Всегда кто-нибудь другой. В этом-то и заключалась проблема. Как бы ей ни нравились стоявшие перед ней женщины, она никогда не позволяла им выйти из зеркала. Уверенность и игра постепенно сменялись раздумьями и опасениями. Ее выбор становился трусливее и скромнее. Ритуал занимал полдня, и она всегда шла от излишеств и пестроты по линии умаления как себя самой, так и своей одежды.

Под конец у нее, как всегда, осталось три варианта.

Черная блузка. Белая блузка. Или водолазка.

Непременно с джинсами.

Где искать Себастиана, Стефан знал. В их беседах постоянно повторялись два места — перед зданием полиции или квартирой Ваньи, поэтому он решил начать оттуда. Было уже больше восьми часов, следовательно, здание полиции казалось менее надежным вариантом. Позвонив в справочное, Стефан быстро получил адрес Ваньи Литнер — Сандхамнсгатан, 44, — и задал его GPS своей машины. Время начинало поджимать. Встреча группы начиналась в девять, и действовал он вообще-то наперекор собственным принципам. У него все строилось на добровольности. Человек должен сам решать, участвует он или нет. Это важно. Однако Себастиан — случай особый. Знания словно бы мешали ему. Он намеренно выбирал неверное решение. С таким типом пациентов Стефану сталкиваться уже доводилось. Чаще всего ему приходилось просто отпускать их. Но Себастиана он все-таки считал кем-то вроде друга. Какими бы сложными их отношения ни были. В таких случаях приходилось иногда отступать от принципов. Ведь если Стефан отпустит его, кто же тогда попытается поймать Себастиана в свободном падении?

Стефан припарковался немного поодаль от дома 44 и пошел дальше пешком. Он осмотрелся в утопающем в зелени жилом районе. Дома стояли рядами, но не слишком плотными, явно с мыслью о близости к природе. Перед входом в сорок четвертый на специальной стоянке стояло несколько взрослых и детских велосипедов. Стефан остановился, пытаясь вычислить, какое место выбрал бы сам, если бы хотел спокойно наблюдать за находящейся повыше квартирой. Решил, что максимально далекое от дороги и скрытое от посторонних глаз. Позади дома имелся небольшой пригорок, поросший лиственными деревьями. Зеленые кусты служили надежной защитой, и Стефан понял, что явно выбрал правильно, когда из-за самого большого дерева внезапно выглянул Себастиан Бергман с испуганным лицом.