Василий Лой - Мистер Кольт. Серия «Аранский и Ко». Книга 2

От станции метро «Лесная» до Броваров ехал на маршрутке. Автомобиль был в ремонте. Мастер позвонил после одиннадцати дня, сказал, что «форд» будет готов завтра к вечеру. Скаты, аккумулятор и другие запчасти закупило СТО, за опт еще и скидку получили. Ремонт действительно выходил не очень дорого: как говорил мастер, цены у них были демократичные. Какие демократичные, а какие нет, Борис не знал, но общая сумма с деталями и работой составила семнадцать тысяч гривен, в долларах примерно шестьсот пятьдесят.

На машине домой, в Бровары, Борис все равно не поехал бы. Не время. Значило бы только на лишние вопросы натолкнуться да сомнения заронить у родных. Хорошо, не с пустыми руками в дом родной шел — уже не стыдно. Нет, позволить, чтобы думали, что на Вариной шее сидеть собрался — он не допустит. Варя, конечно, не против… Да и родители, пока могут помогать, возражать не будут. А вот он — нет! Да и нелегко им, наверное, сейчас. Отец уже три года как ушел из автопарка после перенесенного инфаркта. Теперь не пил совсем. Долго восстанавливался. Только года полтора назад устроился в супермаркет на легкий труд — тележки собирать на парковке, так пока там и трудился. А вот мать никогда и нигде не работала, всю жизнь ее суставы мучали, по инвалидности копейки платили, но, как могла, домашнее хозяйство тянула. Варя — молодец, умница! Благодаря ей относительно спокойно и уверенно жили они. Как пчелка трудилась, с утра на работе, в цеху швейном, вечером дома строчила, неплохо зарабатывала, а вот личной жизни никакой. Почему? Не хотела? Не стремилась? А может, в нем все дело? Его вина? Видимо, да. А ведь знал, понимал: один раз попадешь на зону — и все.

Борис смотрел в окно — они въезжали в город. Замелькали бетонные высотки новостроев, магазины, магазинчики, киоски, торговые павильоны, рекламные плакаты, вывески, баннеры. Быстро так все расстроилось, преобразилось, и как быстро привыкаешь к этому, как будто так и надо, как будто так все и было прежде. А ведь когда на второй срок пошел, когда пятнашку дали, думал о том, как все изменится, когда вернется домой: чужим все станет, не его… Пятнадцать лет — это ведь срок!.. И будут ли живы родители… И не постареет ли Варя, сестричка… И вот приехал. Правда, раньше на шесть лет и один месяц. Неделька прошла, и привык, словно и не покидал родной городишко.

Вон там, за киосками, вдоль тротуара, на Семенова, чуть ближе к дворам овощная сетка была. Теперь ее нет… За ней, за сеткой, все и произошло. Они встретили его случайно, того крепыша из столицы. Он приехал и через полгода уже права качать стал. Слышал Борис, как по районам прозвище его зазвучало, подминал он пацанов местных, и стая вокруг него уже сбивалась нехилая. То, что сойдутся они скоро, было понятно, только где, при каких обстоятельствах — вопрос.

Это вышло случайно. Нет, не искал тогда крепыш с Борисом встречи, это факт, хотя бы потому, что было их трое, а Борис с корешами — вчетвером. Случайно встретились за сеткой овощной, а значит, и решать вопрос, кто круче, нужно было там и в тот момент.

Они пили вино с горла, по кругу пуская бутылку. Для этого хорошее там было место: рядом гастроном, парковка, автомобили у обочины дороги, народ, снующий по пешеходному тротуару, а за павильоном — тишина и покой; со всех сторон деревья и кустарник, а дальше — забор из стальной сетки — районного детского сада.

Вечерело. Собрались, скинулись, взяли вина. Водку не пили. Пили, конечно, но редко, если праздник какой, за столом, под закуску, а так, за углом, без закуси особой, вино хорошо шло, с горла. А что потом? Слонялись по улицам. Хорошо было, весело, настроение — блеск. Смеялись по любому поводу: палец покажи — до слез ржали, вот дебилы были! Слонялись не просто так: искали, так, между делом, между веселухой, лохов и виноватых. Своих не трогали, а незнакомых цепляли. Особо не наглели, предлагали добавить на пиво. Обычно не отказывали, а если кто возражал — наказывали. Тоже не сильно: два, три удара и пинок под зад. Деньги при этом не забирали, ума хватало, в случае чего могло потянуть на разбойное нападение. Если через время наказанного опять встречали, уже сам на пиво предлагал. А вот своим доставалось иногда по полной, но это уже за дела, за грехи или долги, если мотив был, вина висела. Таких били, причем порой безжалостно, потому как было за что, и они это понимали. Короче, нормально было, для тех, кто не хотел учиться и работать — самое то.

Странно, раньше он и не задумывался, но как-то все это само собой работало, организовывалось, развивалось. Да не думали они о том, что район контролировать нужно, кого-то на бабки садить, над кем-то суд вершить. Просто жили, вино пили, на пиво брали, ну и били. Хотя и проблемы иногда возникали с парнями из других районов. Было дело, случалось, разбирались потом, но так, чтобы толпа на толпу, не было: то ли бабками решали, то ли спиртным, но утрясали конфликты.

Борис опять посмотрел на то место, где раньше овощной ларек был, а теперь стоял большой торговый павильон с детскими товарами.

Не хотел крепыш выяснять на тот момент отношения и уже почти ушел: повернулся, и пацаны его за ним двинулись, но Борис не дал, остановил, слегка унизив:

— Куда, Бессарабка, штаны менять? Обделался?

Прозвище у крепыша была Бессараб. Жил он раньше в центре Киева, в районе Бессарабки, потом с родителями переехали в Бровары. Почему оставили столицу, он не знал, да и не интересно это было.

Борис был спокоен, может, потому, что с горла бутылки вина уже хлебнул, может, потому, что численностью их было больше, а может, потому, что желал он этой встречи, а значит, и готов к ней был, а вот крепыш дрогнул — он это понял. И не только он, все поняли, потому и был спокоен.

Умел Бессараб держаться, это факт. Голова чуть приподнята, губы ниточкой, глаза прищурены, а взгляд колючий, как укус, осанка чуть ли не царская. За это уважуха. И молчал. И будет молчать, первым и слова не промолвит.

— Чужой ты здесь Бессараб. Чужой. Это наш город. Выросли мы здесь. Наши районы, наши улицы. Мы тут порядки устанавливаем, — Борис передал бутылку с вином назад, товарищам, опустил руки в карманы джинсов, правой ощутил холодную сталь кастета. — Я не хочу слышать здесь твое имя. Понял? Не хочу. Исчезни. Ты должен отвалить.

Бессараб не торопился с ответом, хотя что-то сказать нужно было, отмолчаться все равно не получится.

— А я разве тебе мешаю? Пацанов твоих тронул?

— Пока нет. Но это пока. Что завтра будет — не знаю. Два района подмял ты уже под себя. Не так, скажешь?

Крепыш промолчал. Что правда, то правда. Два района были его, и то, что останавливаться на этом он не хотел, тоже правда, и претензии со стороны Ковы, Бориса, он тоже понимал. Если толпа на толпу, Кова проиграет: их и по численности меньше, и бойцы сами по себе у него не те, да и не бойцы они вовсе, какие они бойцы, ни дисциплины, ни порядка, ни подготовки, так, хулиганье, шпана местная. Но сейчас другое, и вопрос иначе стоит. Не может Бессараб уйти, вот так взять повернуться и уйти — это поражение, потеря авторитета, крах, да и не в его это правилах. Но один на один — результат под вопросом. Кова дерется как зверь, ходят слухи — непобедим, во всяком случае, пока в Броварах его еще никто не одолел. Бессараб тоже не подарок — и силен, и смел, и удар держит, как говорят, и боли не чует. И если Кова в бою безбашенный, то Бессараб расчетлив, рассудителен и хитер. А значит, исход под вопросом. Да и не готов был сейчас Бессараб к поединку, не готов в первую очередь морально: не думал он об этом, не анализировал, не просчитывал, не обыгрывал варианты. А зря, ведь понимал: в городе только Кова и был для него серьезным противником.