Георгий Куликов - К вопросу о миражах

— Вы принесли макулатуру? — спросил он.

— Нет, мы из милиции, товарищ Кашкин, — сказал Евсеев, показывая ему свое удостоверение личности.

— Слушаю Вас, — проговорил он, поднимаясь со стула.

— Какая Ваша главная обязанность, товарищ Кашкин? — громко сказал майор, — принимать и вовремя сдавать нужную стране макулатуру. Так?

— А я только этим и занимаюсь, — пробормотал он.

Было заметно, что Кашкин слегка побледнел, и зубы его барабанили мелкую дрожь.

— Да не все ты договариваешь, что под нами сейчас происходит? — спросил, нахмурив брови Евсеев.

— Где, где? — спросил Кашкин.

— Тебе что, в рифму ответить? — громко пробасил майор, — кто у тебя сейчас в подвале?

— Да так, знакомые тут люди некоторые пришли, — сжавшись, как пружина, ответил он.

— Что-то ты все мнешься и заикаешься, давай, веди в подвал, — грозно сказал Евсеев.

Мошкин, в сопровождении Евсеева и Кудрина, подошел к двери в торце комнаты и открыл ее. Они увидели лестницу, ведущую в подвал.

— Я пойду первым, — сказал майор, — а Вы за мной. Он, перед тем как спуститься вниз, незаметно шепнул Жене, чтобы тот на всякий случай снял с предохранителя свой пистолет.

Они спустились вниз по ступеням в полуподвальную комнату, из дверей которой слышались грубые ругательства и звон стаканов. Когда они зашли в помещение, то увидели сидящих за столом четырех мужчин. Комната была пропитана табачным дымом, самогоном и запахом кислой капусты; в углу стоял потрепанный диван, а под самым потолком виднелось приоткрытое небольшое окно, воздух из которого, видимо, не мог побороть зловещий табачный смог.

На столе вперемежку лежали куски хлеба, колбаса, тарелка с кислой капустой и огурцами, граненые стаканы с налитым самогоном и колода карт.

— О, менты прибыли, — улыбаясь, сказал один из сидящих за столом.

— Товарищ начальник, — обратился он к Евсееву, — ничего здесь криминального нет, просто играем в дурака.

Майор подошел к столу и показал на смятые десятирублевки.

— Не знаю, в какого такого дурака вы тут играете, только азартные игры на деньги у нас запрещены законом, — спокойно ответил он.

Со стула поднялся человек с морщинистым лицом, красным носом и беспокойными глазами и проговорил: — А деньги здесь лежат на водку, скинулись мы тут, так как ее всю выпили, не предъявишь начальник ничего.

— А ты «Артист» вообще молчи, ты же не пьешь, вот и сейчас не в пример твоим товарищам, трезвый как стеклышко, — ответил Евсеев и в этот момент у «Артиста» из кармана что-то выпало и с глухим звуком ударилось о пол. Кудрин моментально нагнулся и осторожно кончиками пальцев поднял упавший предмет. Это был финский нож: стальной клинок его был прямой, чуть больше длины ладони, рукоятка была из дерева с углублениями для пальцев, чтобы можно было надежно держать нож в руках.

— А это что такое? — спросил Евсеев и уставился на «Артиста».

Было видно, как лицо его дрогнуло, ноздри широко раздулись, а выпученные глаза устремились на финку, которую аккуратно держал Кудрин.

— Не моя эта финка, я же не по этой части, — пробурчал «Артист».

— Конечно, не твоя, с неба свалилась, — ответил Женя, аккуратно упаковывая нож в кусок бумаги, лежавший на столе.

— Да, Кашкин, — сказал Евсеев, — у тебя тут не только азартные игры, но и люди с холодным оружием.

— Да я не знал, — запричитал он.

— А теперь — все наверх и в машину, — громко произнес майор, — только без фокусов, ствол всегда со мной.

В отделе Женя, по договоренности с майором, в отведенном ему кабинете, решил сам опросить «Артиста».

Когда его привели в кабинет, Женя еще раз более внимательно посмотрел на него. Перед ним стоял худощавый человек небольшого роста с бледным продолговатым лицом. Но несмотря на его усталый, заторможенный вид, взгляд был цепкий, настороженный, готовый к любой провокации. Потертый пиджак бросался в глаза, как будто он всем говорил, что я, мол, простой рабочий парень как большинство граждан. Однако, длинные пальцы рук наводили на мысль, что он либо музыкант, либо вор-карманник. И еще, Женя обратил внимание, что на среднем пальце его правой руки красовалась татуировка с изображением паука, а на безымянном — татуировка с бубновым тузом.

— Ну что, гражданин, Варламов Петр Сергеевич, допрыгался, — проговорил Кудрин, — криминалистику еще никто не отменял, так, что через пару часов будет заключение эксперта о наличии твоих пальчиков на ноже.

Пот выступил у него на лбу, губы задвигались, судорожно глотая слюну, он отвернулся, уставившись в окно.

— Ну что, так и будешь молчать? — спросил Женя.

— Ну, признаю, — неожиданно сказал «Артист», — купил нож вчера на Даниловском рынке.

— Ты же знаешь, что финский нож с таким лезвием приравнивается к холодному оружию, — тихо проговорил Кудрин.

Затем, как его учили в школе милиции, он сразу же задал еще вопрос, абсолютно не относящийся ни к ножу, ни к карточной игре.

— Где брошка-балеринка? — громко спросил он.

«Артист» встрепенулся, поднял на Кудрина глаза, пытаясь сообразить, что ответить.

— Еще раз спрашиваю, где брошка? — повторил вопрос Женя.

«Артист» промолчал, как будто не слышал, полез в карман куртки и спокойно достал ту самую брошку-балеринку, рисунок которой прочно въелся в память Кудрина.

— Все равно перед камерой меня будут обыскивать, так уж лучше я сам ее вам отдам, — не моргнув глазом, сказал Варламов.

— Откуда она у тебя? — спросил Кудрин.

— Да вчера, вечером перекинулись в очко, а у «Тюри» деньги закончились, вот он ее на кон поставил и проиграл, — ответил «Артист».

— А кто это — «Тюря»? — спросил Женя.

— Ты что, начальник, не местный что ли, — ответил он, — его в районе все знают.

— А больше этот «Тюря» ничего на кон не ставил? — уточнил Женя.

— Да нет, он пару часов поиграл, все, что было у него — проиграл, в том числе, и эту брошку и быстро ушел, — ответил Варламов.

— А кто это может подтвердить? — настойчиво проговорил Кудрин.

— Мои кореша, которых Вы задержали вместе со мной, — ответил он.

— Ну а где тусуется этот «Тюря»? — продолжал опрос Кудрин.

— Там, где же ему еще быть, в Нескучном саду парка культуры, в шашлычной, он там часто бывает, — устало сообщил «Артист».

Еще целый час Кудрин документировал показания Варламова, оформлял протокол изъятия брошки с понятыми, приглашенными дежурным по отделу и, когда его увели, стал внимательно ее рассматривать. Это, несомненно, была именно та брошка, похищенная из квартиры Ермолаевой. Вспомнился разговор с ювелиром Лайманом, который говорил о ней как об очень редкой вещи, изготовленной в начале века.

— Воодушевленный первой удачей, Женя направился в кабинет Евсеева. Он рассказал ему о допросе «Артиста» и показал брошку, изъятую у него.