Лана Прозак - Очищение

– Слушаю вас, – наконец раздался долгожданный голос на том конце провода.

– Здравствуйте. Меня зовут Тайнова Ева Александровна, я следователь по делу Сидоровой Екатерины Ивановны. Вам знакомо это имя?

– Да. Я ждал, когда вы мне позвоните. Чем могу помочь?

– Мне необходимо связаться с Сергеевой Марией Денисовной, она является наследницей Сидоровой и может быть очень важным свидетелем в расследовании.

– Мне тоже необходимо с ней связаться, но она не отвечает на телефонные звонки.

– У вас должен быть адрес её места жительства.

– И он есть, мы уже выслали ей письмо.

– Мне нужен её телефон и адрес.

– Я смогу предоставить такую информацию только при личной встрече.

– Понимаю, к вам заедет мой коллега.

– Буду ждать.

– Как вас зовут?

– Артём Артёмович.

Голос молодого человека никак не подходил такому солидному имени. Скорее, он подошёл бы Артёмке, Тёме, но точно не Артёму Артёмовичу. Но, несмотря на молодость и писклявость голоса, в нём еле уловимо чувствовалась несгибаемая воля.

– Артём, вы лично составляли завещание Сидоровой?

– Лично.

– При составлении завещания присутствовали обе женщины?

– Нет. Только Сидорова.

– То есть вы лично не встречались с…

– Сергеевой Марией? Нет.

– А вы никогда не видели рядом с Сидоровой хромого мужчину средних лет?

– Нет. Мы встречались только вдвоём.

– Хорошо. Спасибо. Будьте на связи.

– Буду рад помочь.

Ева посмотрела на часы. С того момента, как она оставила мужчину наедине с письмом, прошло не более шести минут, и этого времени с лихвой хватило бы, чтобы прочитать его два раза, но она не спешила возвращаться, давая возможность Сидорову переварить созданную его сестрой ложь длиною в жизнь. Ева допила кофе и снова приняла обезболивающее, время действия которого раз за разом становилось всё короче. Тиканье настольных часов помощницы заполняло всё пространство тихой приёмной и оглушительным звоном откликалось в голове измученной Евы. Надо было возвращаться в кабинет, но перед этим она должна была сделать ещё один звонок.

– Слушаю вас, следователь Тайнова.

– Зобов, ты сейчас где находишься?

– Я кое-что выяснил об этой Нимфиане. Почти закончил, собирался ехать к тебе.

– Прежде чем приезжать, выполни ещё одно дело.

– Конечно. Какое?

– Я сейчас пришлю тебе адрес одного нотариуса, навести его и возьми контактные данные некой Сергеевой Марии Денисовны.

– Кто это?

– Это нам и предстоит выяснить. Я сейчас допрашиваю брата шестой жертвы.

– У неё есть брат?

– Как оказывается. И, Зобов, кто опрашивал соседей?

– Я, а что?

– Поздравляю тебя. Отлично выполненная работа. Соседи знали, что у убитой был брат.

– Но… Они ничего не сказали.

– Наверное, потому что их никто не спрашивал. У меня всё.

Денис хотел что-то сказать в своё оправдание, но Ева отключила вызов и вошла в кабинет.

Там было темно и тихо. Радиоактивный весенний солнечный свет, как ни старался, не мог пробиться сквозь опущенные жалюзи. Ева посмотрела на мужчину. Он сидел на неудобном стуле, закинув ногу на ногу, нервно потрясываясь. От пота волосы на его голове слиплись и неуклюжими клоками торчали в разные стороны, от чего проплешина стала ещё заметнее. Он наконец-то расстегнул дублёнку, но снять её всё же не решился.

Они оба молчали. Тайнова подошла к окну и немного приоткрыла жалюзи, впуская лучи солнца в серую угрюмую комнату. До этого момента она и не замечала, насколько неприветливым и безжизненным казалось пространство, где она проводила большую часть своей жизни. В этот момент Ева поймала себя на мысли, что одним глазом она замечает и видит больше, чем двумя.

– Я посчитала, что вы имеете право знать правду, – Тайнова забрала письмо со стола и положила его обратно в коробку с уликами.

– Это неправда.

– Зачем ей врать?

– Не знаю, но если даже это правда, то я ничего не знал и ни в чём не виноват.

– Никто не знал, и вас никто не обвиняет пока что, – Ева выдержала паузу, проверяя поведение брата, но тот никак не отреагировал, а только продолжил трясти ногой. – После прочтения этого письма у вас не появились новые догадки, кто мог совершить такое? Важно всё, даже то, что на первый взгляд кажется несущественным.

– У вас так жарко. Вы специально мучаете людей?

– Вас никто не заставлял сидеть в дублёнке.

Мужчина озлобленно взглянул на Тайнову и недовольно фыркнул, скидывая на спинку стула верхнюю одежду.

– Эта «записулька» ничего не меняет. Я с сестрой не общался. Видел её всего два раза: сразу после того, как она вышла из тюрьмы, а про второй случай я вам только что рассказал. Мне о своей семье думать надо, а не о том, что она скрывает. Если вы стараетесь навязать мне чувство сожаления или стыда, то у вас это не выйдет!

– А во время этих двух встреч она не упоминала ни о каком Михаиле? Друг, сожитель или любовник? Вы не видели её с мужчинами?

– Нет. Не было у неё никого. Если кто и был, то я не знаю. Она мне только визитку юриста дала, и всё. Я и о Марии этой ничего не знал до вчерашнего дня. А вы? Нет чтобы заняться этой особой, сидите и тратите время на меня. Скорее всего, она уже сбежала!

– Тогда она не получит наследство, и в чём же смысл?

– Это вы мне скажите.

– Обязательно скажу, но не сейчас. Вы уверены, что рассказали мне всё?

– Ещё как уверен. Знаете что! Я свою задачу выполнил, как законопослушный гражданин предоставил вам вектор работы, а дальше вы сами. Это ваша работа. Хотите – ищите эту Марию, хотите – нет.

Тайнова ничего не ответила, она лишь сидела и смотрела на несуразные попытки мужчины натянуть на взмокший свитер такую же взмокшую дубленку, затем на тщетные попытки застегнуть неподдающуюся молнию и в конце на неловкие поиски шапки, которая выпала из кармана всё той же дубленки и стыдливо лежала под стулом, истоптанная собственным хозяином.

Когда сборы, не без усилий, были закончены, раскрасневшийся мужчина без прощаний направился к двери.

– Пётр Иванович, ответьте мне ещё на один вопрос, – Ева облокотилась на спинку стула. – Вам сообщить, когда можно забрать тело сестры для похорон, или нам похоронить её за счет государства как бездомную?

– Сообщить, – не оборачиваясь, пробормотал Сидоров и захлопнул за собой дверь.

Есть обиды, которые забываются после одного слова, есть обиды, на прощение которых требуется время, но некоторые обиды невозможно искупить даже через раскаяние, сделанное перед самой смертью. Многие люди слишком слабы, чтобы прощать, другие слишком горды, чтобы просить прощения.

Ева позволила себе на пару минут закрыть глаза и освободить свой разум от всех мыслей. Она немного сползла с кресла, вытянула ноги и положила голову на спинку. Прошло не больше тридцати секунд, прежде чем она заметила, что в кабинете стало слишком тихо. Она больше не слышала шума работающего компьютера, из приёмной не доносился звонкий голос вечно болтающей с кем-то помощницы. Словно все звуки мира исчезли, и осталась только безмолвная пустота.