Влада Ольховская - Зеркальный паук

И все бы ничего, но ощущение, что он смотрит на дешевую перерисованную картину, по-прежнему не покидало Яна.

Пока придраться было не к чему. Ну, разве что записку не нашли… Но это ничего не значит. Далеко не все самоубийцы оставляют записки, а если и оставляют, то для близких людей. Кто был близким Антона Мотылева? Да только его мать! Так что ему некому было писать.

Даже так, Ян проследил за тем, чтобы осмотр места преступления шел по всем правилам. Он прекрасно знал, какой ловушкой способны стать ситуации, когда «всем все ясно». Небрежность, невнимательность, наплевательское отношение, а в итоге – неверный вывод. Поэтому он настоял на том, чтобы эксперты не ленились.

Они возились в домике до поздней ночи. Ян еще оставался там, а первые образцы уже отправлялись по лабораториям. Спустя несколько часов он начал получать результаты, а на следующий день, ближе к обеду, имел неплохое представление о случившемся.

Не было никаких указаний, что Антона Мотылева и его мать убили, совершенно никаких. В последнее время никто не видел рядом с семейством Мотылевых посторонних. Антон не казался нервным, напротив, он выглядел уверенным в себе, как обычно. Да, их отъезд остался незамеченным, и пока не удалось вычислить, как именно они добрались до деревни. Но если они пользовались попутками, это установить и не удастся!

В домике не нашли следов постороннего присутствия, все отпечатки принадлежали Антону или его матери. На ручке ножа тоже были его отпечатки – и больше ничьи. Кровь, заливавшая лезвие, была кровью Антона, однако под ней, ближе к ручке, обнаружили следы другой крови. Анализ еще не был завершен, но Ян уже не сомневался, что она укажет на женщин из загородного домика.

Эксперты установили, что мать Мотылева умерла во сне. Но усыпили ее не хлороформом, снотворное, вероятнее всего, поступило с водой. И все это тоже укладывалось в общую версию! Антон любил мать, он не хотел пугать ее, ему было важно, чтобы все прошло тихо и мирно. Вот если бы он накинулся на нее с хлороформом, как на других жертв, – да, это было бы подозрительно. Но она, вероятнее всего, до последнего не знала, что происходит. Просто добрый сын подал ей тот самый стакан воды в старости, как символично! В воде было снотворное, в снотворном – спокойствие ее последних мгновений.

Кровь самого Антона на проверку оказалась чистой: ни снотворного, ни наркотиков, ни алкоголя. Иными словами, ничего, за что мог бы уцепиться следователь. Дело нужно было закрывать.

Но закрыть дело – значит смириться с постановкой. Ян прекрасно помнил, что уже убийство в загородном доме показалось ему скорее продуманным, чем эмоциональным. Одинаковое отношение ко всем жертвам, только необходимые действия, бесстрастная казнь «детоубийцы»… А теперь еще и это. Антон Мотылев не был похож на человека, способного сойти с ума. Он умер вскоре после своих жертв, и суток не прошло. Не слишком ли быстро для раскаяния и решения о самоубийстве?

Однако все это было лишь домыслами Яна, которых никогда не хватило бы, чтобы продолжить расследование. Он тянул время, пока не были готовы все отчеты и результаты анализов. Он знал, что долго это не продлится.

Ян сейчас не видел смысла торчать в отделении, где все поздравляли его с успехом. Ему нужно было затаиться, быть там, где до него не доберутся журналисты. Поэтому он снова направился в ресторан, где работал Мотылев.

Там о смерти директора пока не знали, информация не была обнародована. Для этих людей Антон оставался пропавшим без вести, и Ян убедился, что о нем беспокоятся. Да, сотрудников насторожило, что их руководителя разыскивает полиция. Но не похоже, что кто-то из них подозревал Антона в серьезном преступлении. Когда начальник нравится коллективу – это видно. Это не показательное «Наш босс лучше всех!» и шипение за спиной, а искренняя забота. Когда Ян задавал вопросы, ему сразу же пытались сказать что-нибудь хорошее о Мотылеве, а потом только говорили по делу.

Но и это не доказательство… А нужны доказательства. Поэтому Ян попросил снова открыть для него кабинет Мотылева. Он уже был здесь один раз, но тогда он спешил, провел лишь поверхностный осмотр. Сейчас спешить было некуда, хозяин сюда больше не вернется.

Ян прекрасно понимал, что в кабинете не будет никаких указаний на личную жизнь и сексуальные предпочтения Антона Мотылева. Если уж он в своей квартире такого не хранил, то на работе и подавно! Здесь лежали бумаги, бланки, фотография с матерью, деловые журналы, стопка визиток. Все! Ян и сам не понимал, на что вообще надеется. Но в его жизни случались ситуации, когда нужно было просто довериться интуиции, позволить подсознанию вести его.

«Мы с тобой внимательные, но безалаберные! – со смехом говорит Александра. – Мы видим больше, когда не смотрим!»

– Что бы ты искала, если бы оказалась здесь? – задумчиво произнес Ян, зная, что его никто не услышит.

Очевидных улик нет, но косвенные, мельчайшие детали должны быть… Ну же… Есть!

Метод в очередной раз сработал. Сначала появилось назойливое чувство узнавания: как будто он уже что-то знает, но пока не может облечь в слова. Потом мысли понемногу замедлились, выстроились в четкую схему, и стало понятно, что именно его зацепило.

Пятна чернил на бумагах – размазаны рукой. Расположение мышки у рабочего компьютера. Ножницы в подставке только универсальные, никаких анатомических ручек. Журналы высокой стопкой сложены на правой стороне стола – Ян чуть не задел их, когда садился в кресло. А вот Антон не задевал, никогда. Была причина.

Яну нужно было знать все наверняка, причем быстро. Он достал из кармана телефон, прикидывая, кто сейчас работает в морге. Наташа Соренко должна быть, этого достаточно.

– Ага, чего тебе? – ответил ему знакомый хриплый голос. Судя по невнятной дикции, Соренко зажимала губами сигарету.

– Ты работаешь с Мотылевым?

– Допустим. По Мотылеву тебе уже все сказали.

– Его тело сейчас далеко? Можешь посмотреть?

– Насмотрелась уже, снова не буду, если не скажешь, что тебе надо, Эйлер.

– Мне нужно знать, левшой он был или правшой. Точно знать!

– Да блин… Это срочно?

– Прямо сейчас!

– Нудный ты… Сигарету из-за тебя зря потратила! С тебя пачка.

– Да хоть две, только поторапливайся.

Она возмущенно запыхтела в трубку, но спорить не стала – и вызов не завершила. Похоже, к слову «срочно» Соренко отнеслась с должной ответственностью. Она шла довольно долго, значит, на этот раз ее вышвырнули из зала в курилку. Да оно и понятно: на откровенное нарушение правил она решалась, только если рядом никого не было, а сейчас там хватало народу.

Когда она обратилась к Яну в следующий раз, ее голос звучал гулко, отражаясь от холодных стен морга.