Джесс Кидд - Смерть в стекле [litres]

Предполагаемый преступник был приезжим без определенного места жительства. В Виндзоре он объявился, ища работу, ночлег и пропитание. Он был разносчиком угля, имел жену в Портсмуте и прежде обвинялся в краже строительных материалов и в том, что спал под заборами. Он любил выпить и был слаб на правую руку, которую повредил, пытаясь совладать с ломовой лошадью. С его левой рукой дела обстояли не лучше: ее он покалечил, спьяну провалившись в погреб.

Мог ли такой человек избить до бесчувствия Элайзу, изуродовав ее лицо и тело? На суде по настоянию защиты обвиняемый сжимал кулак и каждой своей слабой рукой пытался поднимать тяжести. Но миссис Имс верила своим глазам: этот человек находился в поле незадолго до того, как Элайза была найдена лежащей без сознания. Более того, миссис Имс теперь вспомнила, что обвиняемый был испачкан в крови. Прокурор потребовал подвергнуть обвиняемого тщательному медицинскому освидетельствованию, которое выявило, что тот симулирует свою немощность. Это было установлено, когда выяснилось, что обвиняемый якобы мерился силой рук в одном из пабов Датчета.

С травмами, что получила Элайза, трудно было смириться. Она не просто лишилась своей красоты: ее чудесная улыбка превратилась в гримасу, от гладких сияющих волос на голове остались одни клочья, челюсть была сломана. Трудно было смириться с тем, что отняли у нее в тот день. Речь ее стала невнятной, она быстро впадала в бешенство, утратила всякое чувство юмора. Она ни в чем не находила удовольствия, разве что иногда в еде. Некоторые лица она узнавала, но имен не помнила. Сына своего она не выносила, а тот, маленький уродливый приставала, постоянно лип к ней, пока однажды в приступе безотчетной ярости она не отшвырнула его, едва не изувечив. После этого случая миссис Донси не подпускала Эдгара к матери. Тот играл со своей веревкой, никогда больше не смеялся и кусал всякого, кто приближался к нему.

Миссис Донси поручила мальчика заботам Скверной Доркас – горничной с грубыми манерами. Та, надо отдать ей должное, нашла с ним общий язык. И вдвоем они перестали путаться под ногами у миссис Донси. После нападения на Элайзу Доркас часто видели в обществе Гидеона. Они вместе гуляли, смеялись, а маленький Эдгар, надутый, плелся сзади. Даже миссис Донси недоумевала, что за отношения их связывают.

Брайди больше не пряталась от Гидеона, а напротив, пристально наблюдала за ним. Она начала понимать, что на самом деле это Гидеон избегает ее. Прежде он просто скользил по ней взглядом, как по неодушевленному предмету, не стоящему его внимания. Теперь же, если их пути пересекались, он отводил глаза. В ее присутствии он чувствовал себя неловко. Интересно, думала Брайди, что будет, если она подойдет к нему и громко, прямо в лицо, произнесет одно имя?

Делла Уэбб.

Как-то поздно вечером, когда Брайди и миссис Донси были на кухне вдвоем, она осторожно поинтересовалась у кухарки – та знала все обо всем, – не слышала ли миссис Донси что-нибудь про женщину, жившую сразу же за Крэмбурном и оказавшуюся в тяжелом положении. Через несколько дней кухарка сообщила Брайди, что не так давно в пожаре погибла некая молодая женщина сомнительного поведения, работавшая в пабе официанткой. Молва гласила, что это был поджог. Что молодая женщина разлила по дому ламповое масло и затем его подожгла. Пламя полыхало столь сильно, что от самой этой женщины и комнаты, в которой она лежала, вообще ничего не осталось.

Поджечь дом, а потом преспокойненько взять и лечь среди языков пламени… Кто бы на такое решился?

Миссис Донси обратила на Брайди долгий пытливый взгляд. Та, чувствуя, что за ней наблюдают, смотрела на огонь в очаге.

Брайди знала: есть такое понятие, как улики. Крошечные незаметные детали, способные рассказать целую историю, возможно, такую, которую кто-то желал бы скрыть. Не исключено, что обидчик Элайзы оставил улики, и если Брайди старательно поищет, то, возможно, что-нибудь найдет.

Брайди занялась поиском улик и была вознаграждена за свои труды.

Она нашла мешок с сапогами, который был спрятан в лодочном сарае. Сапоги принадлежали Гидеону. Она нашла печатку, утопленную в глине на поле, где была обнаружена Элайза. Кольцо принадлежало Гидеону. Она уговорила камердинера дать ей сюртук Гидеона, который был на нем в тот день, когда на Элайзу совершили нападение.

Все эти вещи Брайди исследовала под микроскопом доктора Имса. На сапогах были обнаружены нити, похожие на те, из которых был соткан платок Элайзы. На кольце в углублениях гравировки под слоем грязи остались следы запекшейся крови. На манжетах сюртука, в швах, застряли мелкие колючки с клейких ветвей ивы, что росла у того места, где лежала Элайза.

Нападение на Элайзу совершил Гидеон. На это указывали найденные улики, неопровержимые улики.

Октябрь 1863 г.

Глаза у Брайди заплыли, синяки по цвету разнились от бледно-желтого до густого черно-фиолетово-зеленого. Нос, к счастью, сломан не был, а вот центральным и боковым резцам повезло меньше. На месте зубов теперь мягкая десна и непривычная для языка брешь с металлическим привкусом. Разрывы во рту благополучно заживают. Прадо уверен, что на губах шрамов не останется. Позже, когда она, оставшись одна в спальне, села перед зеркалом, Брайди согласилась с его прогнозом. Потом она немного поплакала, излив горючие слезы жалости к себе, и на том успокоилась. Ночной гость не взял ничего, кроме Уинтеровой Русалки, оставив распахнутыми дверцы шкафа и пустое место между обглоданным соней и человеческим сердцем в разрезе.

В один прекрасный день решив, что хватит валяться в постели, Брайди с утра снова на ногах, ковыляет по дому, словно деревянная, игнорируя причитания суетящейся вокруг нее Коры. Ей требуется немало времени, чтобы влезть в свой мужской костюм. Пошутив, что к ночи уже выйдет из дома, она позволяет Коре застегнуть на ней пуговицы и приклеить на щеки бакенбарды. Большие руки служанки очень бережно помогают ей принять надлежащий вид, и слова ее столь же ласковы, сколь и прикосновения.

Если прежде Брайди выглядела потрепанной, то теперь и вовсе кажется жалкой. Она останавливает кеб и едет в больницу св. Варфоломея. Сегодня она не прогуливается легким шагом, не вращает тростью, не подмигивает – ни цветочнице, ни лавочнице, ни мулу уличного торговца.

Руби не отстает от нее. Он старается поглубже упрятать свою жалость, но от ее улыбки у него щемит в груди. Раньше она улыбалась широко, сверкая белыми зубами; теперь же ее плотно сжатые губы искривлены в робкой усмешке, словно она не понимает шутки.

Брайди решила, что сначала попытает счастья у привратников: о больнице им известно больше, чем кому-либо другому. Обычно они обитают в своем домике у входа в больницу или – в дневное время – в пабе «Восход солнца». Брайди идет в караульную. Сменившийся с дежурства привратник разрезает пирог с дичью. Его коллега спит на соседнем стуле. В комнате наведен домашний уют. Брайди замечает бутылку портвейна и подставку с курительными трубками – подарки пациентов. Подружись с привратником, и будешь иметь дополнительные льготы вдобавок к тому, что может предложить Бартс: это существенно облегчит ваше пребывание в больнице.