Клаус-Петер Вольф - Ярость [litres]

На этот раз вмешалась его жена:

– Получается, дело всегда только в деньгах?

Уббо был рад, что может к ней обратиться.

– Да, Карола, мир сошел с ума. Мне кажется, дело всегда именно в них. Раньше, – продолжил Уббо, – больницы работали для того, чтобы лечить больных. Сегодня они должны получать прибыль. А если прибыли нет, они закрываются. Что сейчас происходит с Уббо-Эммиус-Клиник? Мы же все видим, как это безумие захватывает весь мир. Внезапно все вокруг непременно должно приносить выгоду. С каждой приватизацией мы теряем очередную частичку демократии.

– Как так? – спросила Карола Гейде.

– Раньше, – ответил он, – должность министра связи была выборной. Если он начинал делать ерунду, можно было отстранить его голосованием или привлечь к ответственности. Сегодня мы больше не можем повлиять на то, кто сидит на вершине телекоммуникаций и как он создает непроходимые тарифные джунгли, в которых нам все труднее разобраться.

Это не интересовало Анну Катрину. Она махнула рукой, словно мечом, как будто хотела перерубить канат, соединяющий Уббо Гейде с женой.

– Значит, убийца моего отца был в курсе этих дел, он обо всем рассказал вам, и поэтому вы организовали его похороны и отпустили его?

Уббо Гейде схватился за сердце. Карола наконец встала и принесла ему марципан. Это было проявлением любви. Душевной ласки. Но он так и не смог положить марципан себе в рот. Есть сейчас сладкое казалось неприличным.

– Злоумышленников должны были задержать в Нордене. Там была серьезная операция. Мы, криминальная полиция, не имели к ней совершенно никакого отношения. Меня только поставили в известность, что в Нордене находятся специальные подразделения. Это была международная группа захвата. Британцы, американцы, французы. Мы не должны были вставать у них на пути. Нам сообщили только поэтому.

Анна Катрина плотно сжала веки.

– А потом что?

– Потом – ничего. Они прознали, что их выдали. Все отменилось. Об этом не писали в газетах, не проводилось пресс-конференций, потому что даже возможность такого краха вызвала бы панику. Повысились бы меры безопасности, и…

– Зачинщики убежали бы, – закончила за него Анна Катрина.

Уббо кивнул.

– Несомненно.

– Но почему вы отпустили его потом? Не следует держать слово, имея дело с такими преступниками. Кто вообще заключает подобные сделки?

– Он до сих пор на нас работает, Анна. Он был незаменим. Он сменил имя и снова внедрился в группировку, чтобы пустить в ход старые связи и предупредить об их следующем ударе. Понимаю, Анна, это звучит ужасно – убийца отца всегда останется для тебя худшим человеком на земле. Но возможно, он помог нам уберечься от чего-то гораздо более страшного. И возможно, сейчас он вновь делает для нас то же самое.

Анна Катрина почувствовала, что ее вот-вот вырвет. Только не успевала сориентироваться куда.

Карола Гейде распахнула перед ней на дверь туалета. Анна Катрина пронеслась мимо нее, но кислая жижа полилась из нее прежде, чем она успела открыть крышку унитаза.

– Ничего страшного, – сказала Карола. Она стояла за Анной Катриной и убирала пальцами волосы у нее с лица.

Уббо Гейде потянулся к марципановому тюленю и быстро отправил голову себе в рот. Его пальцы тряслись. Он сказал:

– Зло всегда на шаг впереди, потому что оно не следует правилам игры. Такова его сущность. У него нет совести. Иногда добру тоже приходится отступать от правил, чтобы сократить преимущество, выигранное злом.

Никто его не слушал. Из ванной комнаты раздавались звуки рвоты.

У него в жизни было множество женщин, но ни одна не была такой нежной, как Инга. Она тихо дышала на его голой коже, заставляя его раскаляться. Она выдохнула, и по его телу мурашками пробежал озноб. Он таял. Но при этом они продолжали лежать неподвижно. А в том, что произошло потом, она была изощренной, как любой профессионал, но при этом такой нежной, какой может быть только искренне влюбленная женщина.

Теперь она терлась щекой о его израненную коленку. И прислушивалась, словно коленка могла с ней разговаривать.

Он потянулся, лежа в кровати, и хотел что-то сказать, но она приложила палец к губам и остановила его:

– Тсс.

Он рассмеялся:

– С тобой разговаривает моя нога?

Она посмотрела на него и прошептала:

– В некоторых культурах люди верят, что эго человека живет в коленях. Мы стольким им обязаны. Они везде тебя носят, благодаря им ты делаешь каждый шаг, – пояснила она и осторожно подула на операционные шрамы, – иногда твои колени слабеют, потому что ты влюблен или напуган…

Он весело улыбнулся.

– Да, пожалуй, так оно и есть.

Он с удовольствием проводил с ней время. Она ему нравилась. Возможно, только чересчур увлекалась эзотерикой, но он мог легко закрыть на это глаза. В этом вопросе он был весьма демократичным.

Правда, он постоянно спрашивал себя, насколько долго ему позволят пробыть с Ингой. Когда ей придется умереть? Рано или поздно они обнаружат его новую личину, это лишь вопрос времени. Возможно, они уже все знают. Да, он уничтожил их орудие. Но Тумм был лишь крошечным винтиком. Он был не в курсе мотивов своего заказчика. Возможно, они его даже не интересовали.

За всем стоял Серкан Шмидтли, это было совершенно ясно Штайнхаузену, который теперь называл себя Гроссманном. Но почему Шмидтли это делал? Почему убивал влюбленных в него женщин? Просто хотел показать, что каждый раз знал, где он? Или Серкан хотел заманить его к себе? В пещеру льва?

Серкан был хитрой тварью. Он держал чувства под контролем и не совершал сумасбродных поступков под влиянием эмоций. У Серкана, насколько ему было известно, всегда был план.

Он не считал за людей типов вроде Тумма. Они были лишь пешками в большой игре. Пушечное мясо, которое даже не знало, за что умирает.

Дуэль была лишь в удовольствие, когда противники были друг друга достойны. Равны по силе. Люди вроде этого Тумма не приносили никакого удовлетворения. Но Серкан бросал ему настоящий вызов.

Теперь они с Ингой вместе слушали Дилана и исследовали тела друг друга. Потом она читала ему стихи, сидя голой среди белых отельных подушек. Сначала авторства этих поэтов из Рурской области, которых она так чтила. Потом наконец два собственных – она призналась в этом с покрасневшими от стыда щеками.

Сперва задача казалась невыполнимой. Он почти отчаялся. Веллер не находил абсолютно никаких фотографий Штайнхаузена. Не помог даже поиск в «Гугле», а он нередко бывал результативнее полицейских баз данных.

Он еще раз поговорил с Кирстин де Боек, которая с любовью взяла на себя заботу о сыне подруги. Веллер надеялся, что она сможет вспомнить какую-нибудь вечеринку, чей-нибудь день рождения, где присутствовал Штайнхаузен и где его фотографировали. Но тщетно. Она не оставила ему надежды.