Ларс Кеплер - Соглядатай

— Мадде? — позвала та из своей спальни.

Когда Мадлен вошла в освещенную комнату, мать стояла в одних трусах и пыталась задернуть шторы. В траве напротив окна лежал розовый детский велосипед. Штору защемило в створке гардероба; мать провела пальцами по шторе, освободила ткань и обернулась.

— Это ты зажгла здесь свет? — спросила она.

— Нет.

— Я имею в виду — утром.

— Вроде нет.

— Ты должна следить, чтобы весь свет был выключен, когда мы уходим.

— Извини, — сказала девочка, хотя ей казалось, что она не зажигала свет.

Мама потянулась за лежащим на кровати голубым халатом, руки пошарили и нашли его на подушке.

— Наверное, это Коттен. Испугался темноты, пришел сюда и зажег свет.

— Наверное.

Мама вывернула тонкий халатик налицо, надела, опустилась на колени и провела по лицу дочери обеими руками.

— Кто самая милая девочка в мире? Конечно ты, я знаю.

— Мама, у тебя сегодня нет учеников?

— Только Эрик.

— Тогда, может, наденешь что-нибудь?

— Спасибо за совет, — улыбнулась Джеки и завернулась в шелк халата.

— Надень серебристую юбку, она такая красивая.

— Тогда помоги мне подобрать что-нибудь к ней в тон. — У матери был цветовой индикатор, но она все равно спрашивала, подходит ли одежда по цвету, хорошо ли сочетаются оттенки.

— Принести почту?

— Пойдем на кухню.

Мадлен прошла через прихожую и, вдыхая запах влажной земли и крапивы, подняла почту с пола под дверью. Мама уже сидела за столом, когда девочка вошла и встала рядом с ней.

— Любовные письма есть? — как всегда, спросила Джеки.

— Вот… реклама какого-то риэлтора.

— Выброси. Выброси всю рекламу. Еще что-нибудь?

— Напоминание. Надо заплатить за телефон.

— Очень приятно.

— Еще… письмо из моей школы.

— И что там? — спросила Джеки.

Мадде распечатала конверт и вслух прочитала письмо, которое рассылали родителям всех учеников. Кто-то пишет ругательства на стенах коридора и туалетов. Директор убедительно просит родителей и опекунов побеседовать с детьми и втолковать им, что суммы, необходимые на покраску стен, будут вычтены из денег, выделенных на ремонт школьного двора.

— Ты не знаешь, кто безобразничает? — спросила мама.

— Нет, но я видела эти каракули. Ужасно глупо. Детский сад.

Джеки поднялась и стала вынимать из холодильника помидорчики черри, сливки и спаржу.

— Мне нравится Эрик, — сказала Мадлен.

— Хотя он называет клавиши кнопками? — спросила мама, наливая воду в большую кастрюлю для макарон.

— Он сказал, что играет, как ржавый робот, — фыркнула Мадде.

— Что абсолютно верно…

Девочка не удержалась от смеха; мама тоже улыбнулась и включила плиту.

— Милый маленький робот, — сказала Мадлен. — Можно, я заберу его себе? Мой маленький робот… пусть спит в кукольной кроватке.

— Он правда такой милый?

— Не знаю. — Мадлен вспомнила, какое приветливое у Эрика лицо. — По-моему, да. Он немножко похож на знаменитого актера.

Джеки покачала головой, а когда она солила воду, вид у нее был счастливый.

Эрик чувствовал себя способным учеником: он сумел без ошибок доиграть до восемнадцатого такта правой рукой, хотя левая осилила всего шесть. Джеки улыбнулась сама себе, но вместо похвалы спросила, играл ни он упражнения, заданные на дом.

— Играл по возможности, — заверил он.

— Можно послушать?

— У меня стало получаться лучше, но звучит странновато.

— Ошибки — это не страшно, — попыталась объяснить Джеки.

— Если я буду играть плохо, вы от меня откажетесь…

— Эрик, нет ничего ужасного в…

— …а я так люблю бывать здесь, — закончил он.

— Отрадно слышать… Но, чтобы освоить инструмент, надо…

Джеки замолчала посреди фразы и покраснела, после чего снова подняла подбородок.

— Вы со мной флиртуете? — спросила она, скептически улыбаясь.

— Я? — Он рассмеялся.

— Ладно, бросьте, — серьезно ответила Джеки.

— Сейчас я сыграю упражнение, а вы обещайте не смеяться.

— А если я стану смеяться, то что?

— Это докажет, что с чувством юмора у вас все в порядке.

Джеки широко улыбнулась, и тут вошла Мадлен в ночной рубашке и тапочках.

— Спокойной ночи, Эрик, — сказала девочка.

— Спокойной ночи, Мадлен, — улыбнулся он.

Джеки поднялась и проводила дочь в спальню. Эрик посмотрел им вслед, положил левую руку на клавиши — и обнаружил, что Мадлен забыла в кресле своего ежа.

Эрик взял игрушку, прошел по коридору, повернул направо. Дверь в комнату девочки была приоткрыта, горел свет. Он увидел спину Мадлен и как Джеки подтыкает одеяло.

— Мадде, — позвал он и открыл дверь, — ты забыла…

Больше он ничего не успел — дверь захлопнулась у него перед носом и снова приотворилась. Мадлен пронзительно завопила и снова захлопнула дверь. Эрик вывалился в коридор, к стене, и еле успел поднести руку к носу, как полилась кровь.

Мадлен в комнате продолжала вопить, он услышал, как что-то летит на пол и разбивается.

Эрик зашел в ванную, поставил ежа, зажал нос, прислушался — девочка успокаивалась. Вскоре Джеки вышла в прихожую и постучала в дверь ванной.

— Как вы? Не возьму в толк, что…

— Передайте ей привет и скажите, что я сожалею, — перебил Эрик. — Забыл про табличку. Я только хотел отдать ей ежа.

— Она спрашивала про него.

— Он тут, на шкафчике. — Эрик открыл дверь. — Не хотел закапать его кровью.

— У вас идет кровь?

— Нет. Просто немного капает из носа.

Джеки забрала ежа и ушла к дочери, Эрик тем временем умылся. Когда Джеки снова вышла, он уже сидел за фортепиано.

— Простите! — Джеки всплеснула руками. — Не понимаю, что на нее нашло.

— Она замечательная.

— Это правда, — кивнула Джеки.

— Моему сыну восемнадцать, и он не знает, как включать посудомойку… Но теперь он живет с мамой, а у нее не забалуешь…

Оба помолчали. Джеки стояла посреди комнаты; она чувствовала запах Эрика — запах свежей рубашки и лосьона после бритья с теплыми древесными нотками. Лицо Джеки было серьезно; она завернулась в вязаную кофту, словно замерзла, и спросила:

— Хотите бокал вина?

Эрик и Джеки сидели друг напротив друга за кухонным столом; Джеки выставила на стол вино, бокалы и хлеб.

— Ты всегда носишь темные очки? — спросил Эрик.

— У меня чувствительность к свету. Я ничего не вижу, но от света мне страшно больно.

— Здесь почти совсем темно. Горит только лампочка за шторой.

— Хочешь, чтобы я сняла очки?

— Да, — признался Эрик.

Джеки отломила немного хлеба и стала медленно жевать, словно обдумывая просьбу.

— Ты всегда была слепой? — спросил Эрик.

— Я родилась с пигментным ретинитом, в самом раннем детстве видела сносно, но к пяти годам ослепла.