Ларс Кеплер - Соглядатай

— Тебя совсем не лечили?

— Давали витамин А, но… — Джеки замолчала и сняла очки. Глаза у нее оказались небесно-голубые, как у дочери.

— У тебя красивые глаза, — тихо сказал Эрик.

Странно было не встречаться с ней взглядом, хотя они смотрели в упор друг на друга. Джеки улыбнулась и почти опустила веки.

— А слепые могут бояться темноты? — спросил Эрик.

— В темноте слепой — король, — сказала Джеки, словно цитируя кого-то. — Но страшно споткнуться, упасть, заблудиться…

— Понимаю.

— А сегодня днем я поняла, что кто-то смотрит на меня через окно спальни, — сказала она с коротким смешком.

— Правда?

— Ты знаешь, оконное стекло для слепых — странная вещь… окно — оно как стена, прохладная гладкая стена… Конечно, я знаю, что вы можете смотреть через окно, словно его не существует… Так что я научилась задергивать шторы, но в то же время не всегда знаешь…

— Вот я смотрю на тебя сейчас — разумеется, смотрю, но я хочу сказать: когда ты знаешь, что на тебя смотрят, — тебе это просто неприятно?

— Это… немного напрягает. — Джеки коротко улыбнулась.

— Вы с отцом Мадлен не живете вместе?

— Отец Мадде был… все неважно кончилось.

— А именно?

— У него были проблемы… Потом уже я узнала, что он обращался за психиатрической помощью, но ему отказали.

— Печально, — заметил Эрик.

— Особенно для нас…

Джеки покачала головой, отпила вина, стерла каплю с губы и поставила бокал на стол.

— Слепота бывает не только физическая, — сказала она. — Он был моим преподавателем в музыкальном училище, и я не понимала, что он болен, пока не забеременела. Он без конца твердил, что это не его ребенок, обзывал меня последними словами, хотел заставить сделать аборт, говорил, что представляет себе, как толкает меня под поезд метро…

— Надо было заявить на него.

— Да, но я не решилась.

— А дальше?

— Однажды я просто посадила Мадде в коляску и уехала к своей сестре в Упсалу.

— Уехала в Упсалу?

— Я радовалась, что худшее позади — и всё. Но для Мадде… Трудно понять, как отчаянно может скучать ребенок. В какие фантазии и мудреные мысли он погружается, чтобы объяснить себе, почему папа больше не приходит…

— Отсутствующие отцы…

— Когда Мадде было почти четыре, она однажды ответила на телефонный звонок, а в трубке оказался он… Мадде так обрадовалась, сказала, что он обещал прийти на ее день рождения, принести щенка…

У Джеки задрожали губы, и она замолчала. Эрик подлил ей и себе вина, подвинул ее руку к бокалу, почувствовал ее тепло.

— Но ты же не отсутствующий отец? — спросила она.

— Нет, я не из таких… но когда Беньямин был маленьким, у меня случились проблемы из-за лекарств, и немалые, — честно ответил Эрик.

— А мама?

— Мы с Симоне были женаты почти двадцать лет…

— Почему вы развелись?

— Она встретила одного датского архитектора. Я не порицаю ее, мне самому нравится Йон… И я, на самом деле, рад за нее.

— В это я не верю, — улыбнулась Джеки.

Эрик рассмеялся:

— Иногда люди просто притворяются взрослыми, выполняют обязанности, говорят по-взрослому…

Он подумал про Симоне, про развод — она вернула кольца друг другу, взяли назад свои обещания. Потом была вечеринка, разводный торт и разводный вальс.

— А ты встречался потом с кем-нибудь? — тихо спросила Джеки.

— У меня было несколько связей после развода, — признался Эрик. — Я встретил одну женщину в спортзале и…

— Ты ходишь в спортзал?

— Видела бы ты мои мускулы, — пошутил он.

— Кто она была?

— Мария… у нас ничего не вышло, она оказалась сложновата для меня.

— Но ты не спал со своим преподавателем?

— Нет, — рассмеялся Эрик, — но ты близка к истине. Я угодил в постель к своей коллеге.

— Ай-ай.

— Да ничего страшного… Мы были пьяны, я — после развода, поникший… а они с мужем были в размолвке, не Бог весть что… Нелли потрясающая, но я бы ни за что не хотел жить с ней.

— А пациенты?

— Бывает, что увлекаешься, — не стал скрывать Эрик. — От этого не уйдешь, ситуация же интимная… но влечение и соблазн — это для пациента только способ избежать боли.

Он вспомнил, как Сандра посреди беседы замолкала и начинала трогать свое умное, красивое лицо кончиками пальцев, а зеленые, как лес, глаза при этом наливались слезами. Она хотела, чтобы Эрик обнял ее, и, когда он сделал это, она обмякла в его руках, словно они занимались любовью.

Он не разобрался, насколько осознанно действовал, однако попросил Нелли забрать ту пациентку. Сандра уже бывала у нее на приеме, так что все выглядело вполне естественно.

— С кем ты сейчас встречаешься? — спросила Джеки.

Эрик смотрел на ее улыбку, на овал лица в мягком свете, темные, коротко стриженные волосы и белую шею. Роки Чюрклунд показался вдруг неизмеримо далеким, Эрик не мог понять, с чего он так тревожился.

— Не знаю, насколько это серьезно, но… Мы встречались считанные разы, — сказал он. — Но мне так радостно, когда я с ней.

— Вот и хорошо, — пробормотала Джеки, краснея.

Она отщипнула еще хлеба.

— Когда я у нее дома, мне не хочется уходить… И я успел привязаться к ее дочери, да к тому же беру уроки музыки, играю на пианино, как робот, — сказал Эрик и накрыл ладонью руки Джеки.

— У тебя нежные руки, — прошептала она и улыбнулась.

Эрик погладил ее руки, кисти, предплечья, коснулся лица, обвел кончиками пальцев ее черты, склонился над ней и мягко поцеловал в губы. Посмотрел на нее — на тяжелые веки, изящную шею, точеный подбородок.

Она ждала, улыбаясь, когда он снова поцелует ее, они поцеловались, ощущая язык и прерывистое дыхание друг друга, когда в дверь вдруг позвонили.

Оба дернулись и замерли, пытаясь дышать тише.

В дверь снова позвонили.

Джеки быстро встала, Эрик последовал за ней, но за дверью никого не оказалось. Лестничная клетка тонула в темноте.

— Мама! — позвала Мадде из своей комнаты. — Мама!

Джеки протянула руку и коснулась лица Эрика.

— Тебе пора идти, — прошептала она.

Старуха, которая утеплилась поверх одежды пластиковыми пакетами, беспокойно взглянула на Йону — он, пошатываясь, стоял рядом с ней в очереди бездомных.

Он хотел отдохнуть на зеленой линии метро, но встретил какого-то румына, и тот предложил ему ночлег. Йона улегся на пол в трейлере где-то в Худдинге, замотавшись в одеяло, закрыл глаза и стал ждать сна, но мысли не оставляли его в покое.

С тех пор как Люми уехала, он ни разу не ел и не спал. Он отдал дочери все свои деньги, оставив себе лишь столько, чтобы добраться до Нолена.

Из-за бессонницы приступы мигрени участились. В глубине глазницы засела раскаленная игла, да и боли в бедре мучили все сильнее.

Иранец с дружелюбным взглядом терпеливо наливал кофе голодным, протягивал бутерброды. Большинство бродяг, вероятно, спали на Центральном вокзале или в гаражах поблизости.