Николай Пахомов - Криминальный дуплет. Детективные повести [Proza.ry]

«Слышали, от Петьки Мутного ушла жена?» — скажет кто-нибудь с ленцой, потягивая взятый у соседа «бычок».

«Достукался», — хихикнет кто-то.

«Ушла пила, и некому пилить Петруху…» — глубокомысленно изречет еще один.

«Нам теперь к нему проще причалить, ежели что…» — тут же найдется сообразительный и деловой.

«А Кузьма Кривой стал сожительствовать с Галюхой Долгополовой, — докурив до самой крайности «примку», метнет щелчком чубарик первый.

«Так она недавно заразила триппером половину Парковой», — тут же добавит информированный.

«За что и бита сексуальными страдальцами», — хихикнет смешливый.

«А куда же делась ее сестру Валюха, с которой до этого сожительствовал? — раскроет щербатый рот несведущий.

«Так прогнал».

Вроде бы ничего путного и не сказано, но хоть роман пиши — около десятка человеческих судеб затронуто. А главное, все участники «планерки» в данной среде чувствовали себя, если не как рыба в воде, то вполне уверенно, даже с каким-то чувством собственной значимости.

Тут не кричали и не упрекали визгливые жены, не косились с осуждением и с брезгливостью благополучные соседи, не кивали головами и не шептались в спину досужие старушки. Тут не было начальников и подчиненных. Тут можно было оставаться самим собой, и не пыжиться, и не казаться, строя что-то большее, чем есть на самом деле.

В складчину покупали бутылочку винца, а если повезет, то и парочку. И под шуточки и прибауточки, изрядно сдобренные заковыристой матерщиной, под занюхивание рукавом, выпивали на лавочке у подъездов близлежащих домов. Это, если было сухо и солнечно, или в подъездах, если небо вдруг куксилось и плакалось дождиком или снежком. Жильцов этих домов старались не задевать, чтобы те проявляли терпимость и как можно реже обращались в милицию. И не только не задевать, но и по возможности угостить, отрывая с болью в сердце от себя крохи живительной, а точнее, губительной, влаги.

В свою очередь, такие «счастливцы» не то чтобы гнать «планерщиков» в шею из своих подъездов, наоборот, пытались им услужить: кто стаканчик вынесет, чтоб пить не из горлышка, кто кусок хлебца, а кто и шмат сальца. Подзакусить. Некоторые, особенно доброхотливые, не гребовали и в комнатушку свою пригласить. Не в квартиру, а именно, в комнатушку. Так как вышеуказанные дома по улице Обоянской и Народной были малосемейками. Проще говоря, семейными общежитиями, состоящими из пяти или шести комнатных секций с общими кухнями и санузлами.

В подавляющем большинстве жильцы этих злополучных домов притерпелись и смирились со сложившемся годами положением. По мере сил нервов старались не замечать пьяных тусовок. К тому же тусовки происходили по утрам, когда большинство находилось на работе.

Конечно же, не все были столь благодушны. Находились отдельные блюстители порядка, не желавшие мириться с таким ходом вещей и традиций Именно они время от времени то по телефону, то в письменной форме информировали органы о нарушениях и нарушителях.

Участковые получали очередной нагоняй от руководства отдела, свирепели и безжалостно гоняли «планерщиков» не только в данном уголке, но и по всему микрорайону. Десятками отправляли на сутки, усмотрев в их деянии мелкое хулиганство. В соответствии с законодательством, через руководство отдела милиции информировали трудовые коллективы о непотребном, антиобщественном поведении отдельных представителей этих коллективов. А в трудовых коллективах воспитанием заниматься было некогда — там успевай только план «на гора» выдавать… И их гнали с работы долой — не позорьте рабочий коллектив! Так куда оставалось им идти, если опять не на «планерку». Тут можно было поплакаться себе подобным в жилетку и обмыть горе винцом. Или самогоном… Это как повезет.

Круг замыкался. Как круговорот воды в природе. При этом работы участковым инспекторам прибавлялось: необходимо было уволенных с производства лиц вновь трудоустраивать. А это неоднократное хождение по отделам кадров, хлопоты перед кадровиками и руководителями предприятий.

Кроме того, при крайней нужде, когда уже не было ни копейки в кармане, когда уже никто не желал дать в долг, заведомо зная, что долг не вернется, здесь имелся шанс подзаработать. Стоило только договориться с директрисой магазина отремонтировать, погрузить или просто аккуратно сложить деревянную тару. И вот уже заветная поллитровка «червивки» приятно оттягивает карман, греет душу.

«Планерка» у магазина или у его окрестностей привлекала еще и тем, что магазин занимал важное стратегическое положение на поселке. Недалеко от него располагались строительные и транспортные предприятия, такие как ДСК, КПД, ЖБИ, РСУ, Краснополянская сельхозтехника, автокомбинат и еще добрый десяток организаций, работники которых в дни аванса и получки устраивали паломничество к данному магазину. Вино и водка лились тогда рекой. Маленькие же ручейки перепадали постоянным членам «клуба». А на следующий день утром у рабочих была опохмелка — и опять перепадало. Словом, магазин был золотым местом…

Последний раз «планерку» участковые трепали два дня назад. Поэтому Паромов не удивился, что возле магазина было тихо и спокойно. Правда, из-за угла дома номер тридцать выглянула какая-то рожа, но тут же и спряталась. Видимо, увидела участкового инспектора и предпочла раствориться. Когда Паромов заглянул во двор дома, то там кроме двух женщин, развешивавших белью по веревкам, закрепленным рядами к металлическим столбам с перекладинами, никого и не было.

— Как поживаем, дамочки? — поздоровавшись, спросил участковый, невольно подражая знаменитому Липатовскому Аниськину. — Не подскажите ли, кто тут из-за угла на магазинчик поглядывал, да пропал ненароком?

Та, что была поближе, Ломакина Валентина, по прозвищу Самохвалиха, оплывшая жиром бабенка в центнер с гаком весом, из 109 квартиры, тут же отозвалась:

— Живем — хлеб жуем… а еще кашу, хоть не сеем и не пашем… По сторонам не поглядываем, милиционерам не докладываем. Работа не наша и забота не наша. Это тебе положено, вот и гляди. И гоняй добрых людей, если неймется…

— Валентина, да ты никак поэт?.. — усмехнулся Паромов. Баешь складно, но в пустой след.

Самохвалиха и бровью не повела, словно сказанное участковым ее не касалось.

Понимаю, в тебе чувство обиды говорит… — продолжил Паромов. — За позавчерашний привод в милицию. Но зря. Не устраивай в комнате шалман и попойки с мордобоем, и никто тебя не тронет. Будешь порядок нарушать — будешь и ответ держать. Это тебе мой сказ и мои стихи.

Самохвалихе за тридцать. У нее двое детей и развод с мужем. Последнее из-за ее склонности к спиртному и драчливости. Была ломовой лошади под стать: высокая, крупная, с ногами и руками как у японских борцов сумо. Вот и сбежал от нее муженек. И как было не сбежать бедолаге, если не он, а она поколачивала. А рука, что кувалда… Раз приложится — отметина на всю жизнь останется.