Андрей Кивинов - Рикошет. Высокое напряжение. Инферно. Полное блюдце секретов

— Не. Прививки, краснуха, опять неразборчиво, анализы всякие.

— Да он, кто ж ещё? Вот так и бывает. Растёт, растёт, прививочки, осмотры, анализы. А потом… Н-да. Перепиши данные — и на выход. Эксперты приехали.

Под окном послышался шум подъехавшего экспертного автобуса.

Паша бегло осмотрел журнальный столик, но, кроме учебников средней школы и чёрного корейского плейера, ничего не обнаружил. Под раскрытым учебником математики лежали отпечатанные на машинке листы с экзаменационными билетами.

Паша нагнулся и взглянул на «шапку» текста.

«Санкт-Петербургская морская техническая академия».

Положив на место медицинскую карту, он вслед за Таничевым направился к выходу.

На площадке публики прибавилось. Старший эксперт уже читал лекцию Таничеву о последствиях нарушения первоначальной обстановки места происшествия, о проблемах идентификации и о последних достижениях в области мировой криминалистики. Суть всей этой нотации можно было выразить в трёх словах: «Ну ты мудак!»

Таничев, конечно, догадывался, что идентификация — вещь необходимая, и не обижался, понимая правоту эксперта.

Среди прибывших Паша заметил незнакомого суетливого парнишку лет двадцати с небольшим, в райотделе раньше не числившегося. Завидев Гончарова, тот резко отделился от начальствующей группы и, вытянув вперёд шею, подал Паше руку:

— Шаминский, из Главка. Ну, что там у нас?

— «Глухарь», что ж ещё?

— Ай-яй-яй… Так-так-так. Тебя, вообще, как звать?

— Паша.

— Да, вот такие дела. Надо работать, ай-яй-яй. Слушай, раскроете — сразу в приказ. Всех! Давайте, мужики. Что творится, что творится!.. Любая помощь от нас — пожалуйста. Зелёную улицу, Слава, зелёную улицу.

— Я не Слава, я Паша.

— Да, да, извини, — суетливый Шаминский отошёл открывать «зелёную улицу» эксперту.

В квартиру больше никто не заходил. Ждали следователя прокуратуры. Наконец прокурорский «жигуль» припарковался рядом с остальным транспортом.

На площадку поднялся следователь местной прокуратуры Иголкин — мужичок лет двадцати пяти, одевавшийся явно не у лучших кутюрье Питера. Мятый костюм-двойка хорошо сочетался с резиновыми кедами, галстуком и бейсболкой-сеточкой с надписью «Калифорния». Из-под кепочки торчали длинные волосы, слегка подёрнутые завитком. Лицо же Иголкина было подёрнуто следами вчерашнего вливания.

— Где материал?

Участковый протянул свой рапорт и объяснения соседей. Следователь поставил на пол потёртый в боях за справедливость «дипломат», сел на него и начал изучать бумаги.

— Так-так, хватит стоять, давайте все по квартирам, — подал команду кто-то из руководства. — Всех на объяснения. Кого дома нет — отмечайте, вечером зайдём.

Паша не любил эту суету и неразбериху на местах происшествий. Каждый хочет проявить активность, иногда абсолютно ненужную и неуместную. С другой стороны, это понятно — надо ведь что-то делать? Не стоять же под дверьми? Но хотелось бы сначала уточнить, что спрашивать у соседей-жильцов. Особенно из других подъездов. А то позвонишь и стоишь перед открывшими двери людьми как умник: «Здрасьте, вот мы тут из милиции. Вы случайно не того? Не видели что-нибудь? А что именно, мы пока сами толком не знаем…»

«Как же, видали! Васька из восьмой квартиры вчерась у подвала ссал по пьяни, стервец…»

«А больше ничего?»

«Больше ничего».

«До свиданья».

«До свиданья».

О том, что в доме произошло убийство, говорить почему-то не рекомендуется. А через час может выясниться, что преступник уехал на машине или ещё что-нибудь, и давай по второму, а то и по третьему кругу соседей обходи.

«Здрасть, это опять мы…»

А люди думают: «Во, ребята дают! Чудные какие-то. Ничего у нас милиция, весёлая».

Стройный ход Пашиных мыслей прервал Таничев:

— Пойдём канареек поищем.

— Да, сейчас.

Стоявший рядом Шаминский снова вытянув шею:

— Каких канареек? Каких канареек, Слава?

— Да не Слава я. Васей меня зовут, ёб…

Паша незаметно сплюнул себе под ноги. Горечь дешёвых бесфильтровых сигарет неприятно жгла рот. Свои кончились, пришлось стрельнуть у собеседника. Чистый бланк протокола с заполненной «шапкой» лежал на столе, ожидая прикосновения Пашиной перьевой ручки. Паша держал в ящике письменного стола пузырёк с фиолетовыми чернилами и старенькую перьевую ручку, сохранившуюся со времён дипломного проекта. Что-то типа ностальгии по студенчеству.

Записывать показания он не торопился, хотелось сначала определиться с устным вариантом будущего протокола.

Собеседник — дядечка лет сорока — предано-выжидающе смотрел на Гончарова и теребя в руках тряпичную кепочку.

«Как медведь в цирке, — почему-то подумал Паша. — Дайте сахарку — ещё станцую!»

Выпрямившись после плевка, он ещё несколько секунд разглядывал дядечку, после чего уточнил:

— Это всё?

— Ну, в общем, да.

«Hу в общем, нет», — про себя решил Гончаров вслух произнеся ничего не значащее:

— Гкхм…

Дядечка был хозяином квартиры, в которой приключилось убийство. Его неожиданно оторвали от спокойной, дачно-огородной жизни, прямо, можно сказать, на грядке взяли и привезли на милицейском УАЗике в отдел по расследованию убийств. Естественно, он долго не мог собраться с мыслями, теребил кепочку и курил свою «Приму».

Паша не торопил его. Не каждый день в твоей квартире мертвецов находят, чай, не крематорий, а обычный сталинский дом. Но терять понапрасну время не хотелось, здесь не дискуссия о существовании Бога и дьявола, а вполне конкретная тема.

— Что ж, Николай Филиппыч, ситуация где-то мне ясна, но, сами поймите, она слишком поверхностна для такого варианта.

— Я понимаю.

— Буль-буль-буль! Давайте нырнем поглубже. И без всяких недоговорок и умолчаний.

— Вы что, на меня думаете?

— Я могу, как вы говорите, думать на кого угодно, даже на свою будущую тёщу, а поэтому не будем раньше времени паниковать и махать крыльями. Всего лишь вспомним всё подробнее. Это не сложно.

— Ну…

— Правильно. Тады начнём.

Паша ещё раз сплюнул под ноги.

— Дня четыре назад вы сдали свою квартиру Жернову Юре, приехавшему в Питер из Челябинска для поступления в институт.

— Ну да…

— После чего уехали на дачу, где и пребывали до сегодняшнего дня. Юра приехал к вам по объявлению, снятому со столба.

— Я и в газетах давал.

— Но он объяснил, что сорвал телефон со столба?

— Да, да.

— В принципе, это не существенно. Разумеется, вы даже приблизительно не представляете, за что его могли убить?

— Конечно!

— Эх, незадача. Ладненько. Что он привёз с собой?

— А мне откуда знать? Чемодан у него был, сумка чёрная, спортивная, а что в них — без понятия.