Сандроне Дациери - Убить Ангела

– Когда мне его поручили, она себя так не называла.

– О’кей. Вы должны были задержать ее, но не смогли, – сказала Коломба. У нее уже чесались кулаки, но она старалась набраться терпения.

– Ошибаетесь. В том-то и проблема. Я свою работу выполнил. – Пленник понизил голос до шепота. – Я нашел ее и исполнил свой долг.

– И в чем же ваш долг заключался? – впервые вмешалась Бригитта. – Что вы с ней сделали?

– Я ее убил, – сказал человек, называющий себя Кьяри. – За это она сейчас и мстит.

Ранее – 2010

Сверкающие небоскребы Шанхая пронзают черное, безлунное небо. Донна смотрит на широкий изгиб реки Янцзы, бегущей двадцатью этажами ниже гостиничного окна. Она вспоминает ледяную воду в старой тюрьме, теплоту испанского моря. Времена, когда ее звали Девочкой или Немой. Когда она еще не выбрала себе имя – единственное, которое кажется ей по-настоящему своим [38] Имя Донна по-итальянски означает «женщина». .

Позади нее в огромной, слишком мягкой кровати ничком спит Катя. Волосы разметались по подушке кроваво-красными медузьими щупальцами, нога высунулась из-под покрывала. Донна подходит к девушке и осторожно откидывает простыню, обнажая ее тело. Катина молочно-белая кожа сияет в свете ночника. У нее худенькая, почти без изгибов фигура.

«Должно быть, предки Кати были не хищниками, а добычей, – думает Донна. – Они сбегали на своих длинных ногах, прятались в лесах. Крали пищу, потому что не умели охотиться.

В отличие от меня».

Она склоняется над Катей. Под запахом безымянной отельной пены для ванны чувствуется исходящий от нее аромат вина и угрей на гриле. Ими они поужинали в богемном квартале, в ресторанчике, зажатом между картинной галереей и реставрационной мастерской. В этом квартале Катя проводит каждую свободную от учебы и репетиций минуту, а возвращается поздно ночью с блестящими от увиденного глазами. Катя живет искусством и красотой. Донна не понимает их, но ощущает их воздействие на себе, поддается их очарованию через посредницу. Так было всегда с момента, как она впервые увидела эту девушку в луче софита на сцене парижского концертного зала. Ее пальцы порхали по клавишам фортепиано. Донна овладела ею в ту же ночь, когда тело Кати еще трепетало от музыки, волнения и аплодисментов.

Они должны были провести вместе всего ночь, но с тех пор уже не разлучались. Следующие два года они путешествовали по свету. Донна стала спутницей пианистки, ее опорой и неизменно дожидалась за кулисами. Она знает, что их отношения – ошибка, но, сколько бы ни пыталась порвать с Катей, всегда возвращалась. Катя стала частью ее. Вдали от девушки Донна чахнет и умирает.

«Рано или поздно она поймет. Увидит, кто я на самом деле».

И тогда все закончится.

Одинокая капля пота скатывается по изгибу Катиной спины и замирает чуть повыше почти плоских ягодиц. Донна слизывает ее языком. Вкус жизни.

Она бы заплакала, но не умеет.

Катя просыпается, гладит ее лицо и притягивает ее к себе. Донна приникает к ее телу, целуя бегущую по руке девушки вену, и чувствует, как кровь мягко пульсирует в ритм с ее дыханием. Они прижимаются друг к другу губами.

– Мне приснился странный сон, – шепчет Катя.

– Все сны странные, – отвечает Донна, которая не спит никогда. – О чем?

– Я уже почти забыла. Помню только Гильтине.

– Кто это?

– Ведьма, о которой мне рассказывала бабушка. Она вела за собой одетых в белое женщин со свечами в руках. Они шли по темному, покинутому, лежащему в руинах городу…

– Как после войны.

– Разве что ядерной… В общем, мир был покинутым и безжизненным.

– Не считая женщин.

– Они неживые. Гильтине ведет их в рай. Или в ад… Она – дух мертвых. – Катя потягивается. – Ну же, иди в постель.

– Не сейчас.

Донна надевает халат и махровые тапки с логотипом отеля.

– Ты в сауну? – спрашивает Катя.

– Да. – Донна всегда ходит в спа-центр ночью, когда там нет ни души. В это время сауна закрыта для постояльцев, но, подкупив горничную, она получила служебный ключ.

Катя спускает ноги с постели:

– Я пойду с тобой. Не хочу оставаться одна.

Она тоже надевает халат, и женщины вместе выходят из номера. Сейчас два часа ночи, и доносившийся из садового бара смех подвыпивших компаний давно затих. Коридор пропах вареными овощами и дурианом – вонючим фруктом, который Катя отказывается даже попробовать. Донну запах не смущает. Она способна есть любую пищу, живую и мертвую, – это одно из преимуществ такого существа, как она.

В расположенную на цокольном этаже спа-зону они спускаются по служебной лестнице: лифта Донна по возможности избегает. В центре есть сауна, гидротерапевтическая ванна и маленький круглый гидромассажный бассейн с горячей водой. Стены выкрашены темно-красной краской, пол вымощен черным мрамором, а из динамиков доносятся ноты баховской прелюдии до минор. Донна узнает влияние Кати. Она спрашивает себя, включила ли администрация Баха в честь гостьи, которая следующим вечером будет играть его в Большом театре, или это всего лишь совпадение.

Бóльшая часть светильников не горит, и женщины, обнажившись, погружаются в гидромассажную ванну в полутьме. Катя целиком отдается слегка запретной неге, но Донна, закрыв глаза, сразу открывает их снова.

Что-то не так.

Она ощутила это еще на пороге, но только сейчас поняла, в чем дело: дверь киоска, где днем выдают полотенца, приоткрыта. За неделю, что они провели в гостинице, такого никогда не случалось. К одиннадцати вечера – официальному часу закрытия спа-центра – служитель неизменно приводил все в безупречный порядок. На сей раз он не убрался.

Все чувства Донны обостряются. Шум гидромассажных струй обволакивает слух непроницаемым пологом, но за запахами хлорки и дезинфицирующего средства угадывается аромат табака и едва уловимая кислинка человеческого тела.

Ощутив, что ее больше не согревает тело подруги, Катя открывает глаза. Донна успела беззвучно выскользнуть из ванны и сидит на бортике в хищной, почти животной позе. Такой Катя никогда ее не видела. Это не та женщина, с которой она вот уже два года спит, путешествует и занимается любовью. По негласной договоренности они никогда не обсуждали прошлое Донны, будто она родилась в день их знакомства. Но сейчас, увидев ее с новой стороны, Катя так поражена, что спрашивает себя, не совершила ли ошибку. Она смотрит, как Донна пересекает зал, бесшумно крадясь по влажному полу и держась под покровом самых темных теней.