Николай Леонов - Подарок наследного принца [сборник]

– Если это не мешает интересам следствия, почему же не ответить. Отвечу.

– Ах, Лев Иваныч, Лев Иваныч! – покачал головой Мельников. – Все об интересах следствия думаете. Какие вам еще интересы следствия? Кончились они для вас. В общем, надеюсь на вашу честность. Скажите, зачем вы перенесли нашу беседу в специальную комнату? Кто там за нами наблюдал? Что вы хотели установить?

– Что ж, скажу, – кивнул Гуров. – В той комнате за нами никто не наблюдал. Просто фотограф из числа криминалистов делал фото ваших ушей. Мы к тому времени располагали только одной фотографией подозреваемого, и на ней были видны лишь уши. Вот он их и сфотографировал. И ваше ухо оказалось таким же, что и у подозреваемого.

– И где же вы заполучили этот портрет моего уха? – поинтересовался пчеловод.

– На дворе возле железнодорожного вокзала. Вы там Угрюмова через тоннель вывели.

– Да, но я это место заранее проверил! Там никаких камер нет!

– Ошибаетесь, одна есть, – поправил его Гуров. – Когда вы вышли из тоннеля, она смотрела вам в спину, поэтому на записи вы и Угрюмов видны только со спины. И не весь вы, а одно ухо…

– Что ж, спасибо за откровенность, – криво усмехнулся Мельников. – Она вам зачтется. Может, и не заставлю вас прощальную записку писать…

– Вы упомянули о записках, – перебил его Лев. – Мы действительно не могли понять, как такие люди, как Конягин и Угрюмов, могли написать подобные тексты. Не расскажете?

– Почему бы не рассказать? Ведь эта информация умрет вместе с вами, никуда она не попадет. Отгадка здесь очень простая – боль. Боль или страх этой боли. Вот начну я вас, Лев Иваныч, на части резать, вы сразу поймете своих предшественников. Люди боятся не столько смерти, сколько боли. Многое готовы сделать, чтобы ее избежать. Наш смелый журналист, к примеру, как выяснилось, терпеть не мог никаких насекомых. Я это выяснил, еще когда в парке за ним наблюдал – как он шмелей, совсем уж безобидных созданий, от себя отгоняет. Тогда я и понял, чем его пронять можно. Как вы помните, Угрюмова я убивал как раз летом – в самое золотое время для пчеловода. У меня на пасеке летом сплошной гул стоит, дышать трудно – столько пчел в воздухе. Ну, я его и подвел к улью, показал, что могу туда головой засунуть. Сразу стал как шелковый, все согласился изобразить. Слушайте, Лев Иваныч! Может, вы тоже у меня какой-нибудь текст напишете? Ну, например, такой: «Всех этих людей убили я и мой друг…» Как там фамилия вашего друга, который меня первым допрашивал? – И Мельников снова расхохотался, довольный своей шуткой. Он вообще был радостно возбужден, довольство из него прямо сочилось.

– Вы же знаете, что никакого текста я писать не буду, – ответил Гуров.

Ответил твердо, но в глубине души такой твердости не ощущал. Ведь никто не знал, что он находится в руках у маньяка, никто даже предположить не мог об этом. Значит, никто не придет ему на помощь. А справиться с Мельниковым в одиночку рассчитывать не приходилось. Гуров помнил, какая железная хватка оказалась у «таксиста», когда он прижал ему к лицу платок с хлороформом. Сможет ли он избежать мучений, которые ему приготовил Мельников? Сможет ли не сломаться?

И как только это сомнение пришло ему в голову, тут же и его похититель изменился в лице. Оно утратило веселость, на нем появилось злое, жестокое выражение.

– Откуда вы, Лев Иванович, можете знать, что не будете делать то, что я вам скажу? – произнес пчеловод. – Человек этого заранее знать не может: тут решает, знаете, не сила характера, а, скорее, болевой порог. Вот наш прокурор – уж на что гордый был человек, на что стойкий. А как стал я ему, извиняюсь, к половым органам электроды прикладывать – тут он и согласился записку писать.

– Значит, вы пытали Конягина током? – удивился Гуров. Такого он не предполагал.

– Именно так, – ответил Мельников. – Электрификация, знаете ли, развивается, провода везде протянули, в том числе и до моей пасеки. Так что, будем текст сочинять или сразу начнем вас на части резать? Инструмент уже готов, больше его точить не требуется…

Это был поистине страшный миг. Игра в светскую беседу закончилась, избежать мучений и смерти, видимо, невозможно. И в эту минуту произошло нечто, чего Гуров совершенно не ожидал. С того места, где он сидел, ему было видно окошко, пропускавшее немного света. И он увидел, как в этом окне показался маленький предмет. Это было зеркало – маленькое карманное зеркало. Нужно было внимательно следить за окном, чтобы его заметить. Зеркало, как видно, держалось на каком-то кронштейне или ручке, потому что оно слегка поворачивалось из стороны в сторону, чтобы обеспечить своему владельцу лучший обзор.

Да, зеркало не бросалось в глаза, тем не менее Лев его заметил. Значит, его мог заметить и Мельников. А уж при его зверином чутье он просто обязан был обнаружить такой источник опасности. Стало быть, нужно его срочно отвлечь. И Лев заговорил:

– Прежде чем вы начнете резать меня на куски, хотелось бы узнать одну вещь. Мне прямо-таки не терпится это узнать.

– Вот как, вас гложет любопытство? Что ж, может, и отвечу, – произнес Мельников. – И что это за вещь?

– Почему вы решили меня похитить? Это же очень рискованный шаг. Ни с того ни с сего подобный шаг не делают. Что-то вас заставило. Что?

– Да, это верно, – согласился пчеловод. – До последнего момента я такую акцию не планировал. Но вы меня вынудили! Можно сказать, загнали меня в угол!

– Это каким же образом?

– Видите ли, у меня имеются хорошие знакомые в самых разных местах, – начал объяснять Мельников. – Есть одна девушка в городском отделе культуры, которая имеет высокое мнение о моих актерских талантах, прямо звездой меня считает. И вот эта девушка сегодня мне позвонила. Особого повода для звонка у нее не было, ей просто хотелось поболтать. И вдруг среди пустой болтовни она мне сообщает один факт… Догадываетесь, какой? Она сообщает, что в полиции вдруг заинтересовались записью нашего спектакля, сыгранного два года назад. Того самого спектакля, где я играл Дон Жуана. Того спектакля, который давал мне алиби. Я сразу сообразил, что это алиби находится под угрозой, и позвонил еще одной своей знакомой. Она работает в паспортном столе. Эта организация сейчас называется по-другому, но это неважно. В общем, она время от времени оказывает мне разные ценные услуги. Ну, и я не остаюсь в долгу. Догадываетесь, о чем я ее спросил сегодня?

– Понятия не имею! – изобразил искреннее недоумение Лев.

– Ладно, бросьте! Я спросил, не интересовались ли в полиции мной или моей женой Ириной. И узнал, что интересовались, и не раз. Некий майор Березин позвонил, чтобы узнать мой адрес. А некий полковник Гуров интересовался девичьей фамилией моей жены. Эта фамилия, как вы теперь знаете, Харченко. А Геннадий Львович Харченко, мой тесть, какое-то время вел часть моего бизнеса. Кроме того, он покупал снегоход, на котором я волочил по снегу Мишу Конягина. Мне не потребовалось долго размышлять, чтобы понять, что происходит. Я понял, что мое алиби вас не обмануло, что вы начали меня разрабатывать. А если начали, то обязательно доберетесь до конца. Ведь все знают, что вы упрямый, как бульдог, если вцепитесь в человека, уже не отпустите. Мое полное разоблачение – лишь вопрос времени. Вот я и решил вас опередить. А для этого снова воспользоваться девушкой Надей, как уже сделал один раз. Доверчивыми людьми так приятно пользоваться! Я воспользовался – и вот вы здесь. Есть еще вопросы?