Геннадий Сорокин - Письмо ни от кого

– Мне Сергея Игнатовича, – попросил он.

– Говори, я все передам, – ответил Лапоть.

Стенин, стараясь не быть многословным, сообщил о решении, принятом на собрании «Борцов».

– Завтра мы его кончим, – заверил он собеседника.

– Поживем – увидим, на что вы способны.

– Как насчет Юры Задорожного? – вкрадчиво спросил Стенин.

– Расчистишь путь, примеряй корону, – лаконично ответил Лапоть.

Положив трубку, Лапоть повернулся к Почемучке, слышавшему весь разговор.

– Я давно заметил, – сказал Сергей Игнатович, – что как только вожак банды выходит из игры, крысы тут же бегут с корабля. Наш воровской мир гораздо правильнее и устойчивее мелких шаек, живущих по законам беспредела и неуважения традиций.

В комнате, где Почемучка развернул свой временный штаб, было накурено. Папиросами «Беломорканал» дымили одновременно пять мужиков – сам Почемучка с двумя помощниками и двое приятелей Сергея Игнатовича, знакомых ему еще с шестидесятых годов.

– Как принимаются решения в нашем мире? – продолжил Почемучка. – Авторитеты и воры собирают сходку и сообща выносят вердикт. Если есть разногласия, прибегают к помощи уважаемого арбитра. Если на сходке нет кого-то из авторитетов – не беда, коллектив всегда примет правильное решение. В мелких бандах, не чтущих воровских традиций, без вожака всегда наступает бардак, каждый тянет одеяло на себя или смотрит по сторонам, к кому бы приткнуться. Стоило нам вывести из игры Задорожного, как его ближайшие кенты тут же побежали к нам.

– Сейчас они грохнут Бирюкова и всем заявят, что этот Бирюков был основателем и лидером «Белой стрелы», – сказал Итальянец, сидящий на продавленном диване напротив Почемучки.

– Нам это только на руку, – ответил Сергей Игнатович. – Объявим о разгроме «Белой стрелы», и Муха успокоится. Честно говоря, он уже задолбал меня со своей мнительностью, ему везде мерещатся наемные убийцы. Так, посчитаем, сколько у нас получается мертвяков: Задорожный, Бирюков и тот хрен, которого Упырь завалил.

– Маловато для хорошей банды, – с сомнением заметил Итальянец.

– Много, мало – ты не о том говоришь! – дернулся Почемучка. – Нам надо успокоить братву, для этого трех покойников вполне достаточно. Что успела сделать «Белая стрела»? Да ничего по большому счету. Взрыв в кафе – это тебе не массовая резня, не беспорядки в зоне. Взрыв вполне могли организовать три человека… О, мы забыли про швейцара! Он будет четвертым. Четверо – это уже приличная группа, это целая организация.

– Задорожный – главарь, – подал голос один из друзей Почемучки, – швейцар изготовил бомбу, а Бирюков и четвертый покойник действовали в кафе. Хороший расклад, понятный.

– Стенина ментам сольем? – спросил Итальянец.

– Конечно. Предатель – всегда гнида и мерзавец, и веры ему никакой нет. Как заедет в зону, я пульну маляву, чтобы его на производстве бревном придавило… Лапоть, когда вся эта смута закончится, напомни мне о человеке по фамилии Журавков. Я думаю, из него получится хороший бригадир.

На столе перед Лаптем резко и противно зазвонил телефон.

– Алло, – недовольным тоном ответил помощник Почемучки.

Ему в ответ назвали кодовое слово.

– Это он, – зажав ладонью микрофон, Лапоть протянул трубку Почемучке.

– Говори, – велел Сергей Игнатович.

Минуту или две он молча выслушивал собеседника, буркнул «хорошо» и закончил разговор.

– Менты что-то затеяли, – сообщил он присутствующим. – Сегодня они собирались в укромном месте и приняли какое-то тайное решение относительно нас и «Борцов». Пускай копошатся, мы все равно на шаг впереди. Лапоть, завари чифир. Сделаем по глотку, взбодримся, прикинем, откуда нам генерал Удальцов шило вставить может.

О звонках Почемучке Итальянец рассказал мне только на другой день вечером.

– Крыса у вас завелась, Андрей Николаевич, – с легкой усмешкой сказал он.

Я не стал возражать. Итальянец был прав. Кто-то работал на Почемучку, но этот изменник не присутствовал на совещании в «охотничьем домике», иначе бы он выложил Сергею Игнатовичу весь план проведения обысков.

– Задорожный еще жив? – спросил я.

– Пока жив, но лучше бы он умер. С ним серьезно поработали, когда пытались выжать информацию о «Белой стреле». Искать Задорожного бесполезно, его содержат где-то за городом, в садоводческом товариществе.

– Бирюкова они сегодня ликвидируют?

– Как только он выйдет с «Борцами» на связь, так подпишет себе смертный приговор.

«Да и черт с ним, с Бирюковым! – решил я. – Не буду его спасать, безопасность Итальянца мне дороже».

С места встречи с агентом я поехал на ГТС Кировского района. Директор телефонной станции была передо мной в долгу. Год назад ее муж попался на краже колбасы с мясокомбината. Я без труда отмазал его, но напустил такой жути, что если бы не я, то похититель колбасных изделий надолго бы сел в тюрьму. Заполучив мужа из ИВС целым и невредимым, директор телефонной станции растрогалась и сказала, вытирая проступившие от волнения слезы:

– В любой момент, Андрей Николаевич, обращайтесь. Чем смогу, тем помогу.

Я не дергал должницу по мелочам, но сейчас выбора у меня не было. Задорожный, Бирюков, взрыв в кафе, война между мафиозными группировками – все это вторично. Главное – кто же изменник в наших рядах?

– Мне надо поставить на прослушивание один телефон, – сказал я директору ГТС. – Санкции прокурора у меня нет, разрешения от руководства тоже нет. Прослушка – это моя личная просьба.

– Давайте номер, Андрей Николаевич, я сама все сделаю, комар носа не подточит.

Я продиктовал ей номер секретного телефона Почемучки и поехал на работу – готовиться к обыскам.

Ночь с четверга на пятницу я провел на работе. Уходить домой смысла не было – операция по проведению массовых обысков начиналась в шесть утра.

В пять часов, когда за окном еще стояла ночная темень, дежурный по управлению разбудил меня телефонным звонком. Я поднялся, приготовил кофе, закурил. Кофе и сигареты вместо завтрака – верный путь к язве желудка. Пока ты молод и полон сил, об этом как-то не думаешь, но чем ближе пенсия, тем чаще начинаешь интересоваться препаратами от приступов изжоги и болей в животе.

В половине шестого я пришел к Малышеву. Следом за мной подтянулись Клементьев и Шмыголь. Николай Алексеевич из опечатанного на ночь сейфа достал тридцать заклеенных пронумерованных конвертов.

– Начнем! – объявил он. – Геннадий Александрович, Андрей Николаевич, выбирайте объекты.

– Мне – центральное кладбище, – сказал я.

– Квартиру Гути, – выбрал Клементьев.

Малышев выдал нам конверты, в которых были санкционированные прокурором города постановления о производстве обыска на указанных объектах.