Стефан Анхем - Жертва без лица. Девятая могила

Как он мог сделать такую страшную глупость? Он же обещал себе в прошлый раз, что больше это никогда не повторится. В каком-то смысле он заслуживает отправки в полицейский участок, лишения водительских прав и всей этой лабуды. И, может быть, именно это ему и нужно. Но только не сейчас.

Главное, не ехать слишком медленно. Это, без сомнения, наиболее распространенная ошибка, которую совершают те, кто садится пьяным за руль. Перестраховка и езда со скоростью гораздо ниже разрешенной, чтобы избежать аварии, – самый верный способ привлечь к себе внимание полиции. Наоборот, надо ехать в соответствии с указателями или даже с небольшим превышением. Трудность заключается в том, что одновременно надо держаться в своем ряду. Черт возьми, он еще не протрезвел. Он еще пьянее, чем когда садился в машину. Черт, черт, черт. Он опустил боковое стекло, вдохнул ледяной воздух и попытался сосредоточиться на дорожной разметке.

Все хорошо и спокойно. Осталось немного. Еще километр, и он рядом с «Луизианой», а там только свернуть к воде после церкви, и через какую-то сотню метров он дома.

Как в плохом фильме, включился синий свет и проник прямо в салон. Проклятье… Он споткнется на финишной черте. Он попытался разглядеть в зеркале, насколько близко полицейская машина, но его ослепил сильный свет. У него просто-напросто нет другого выбора, кроме как затормозить и попытаться заговорить им зубы, что он делает мастерски. Но эта лихорадочная мысль лишь мелькнула у него в голове, не успев сформироваться, поскольку полицейская машина промчалась мимо и исчезла дальше в темноте.

– Да! – Аксель забарабанил по рулю и издал радостный вопль. Он выпутался, хотя его душа ушла в пятки, и стал обещать себе, что это последний раз. Самый последний раз.

Он миновал церковь в Хумлебеке, снизил скорость и свернул направо на улицу Гаммель Страндвей. Скоро покажется дом. Его пульс наконец начал осознавать, что опасность миновала. Он проехал мимо серебристого «Порше», припаркованного вдоль дороги, и через пятьдесят метров заехал во двор и припарковался рядом с машиной Карен.

Прожекторы почему-то не загорелись, и, выйдя из машины, он понял, что в саду выключено все освещение. И это Карен, которая всегда зажигала свет, когда была одна дома!

Он стал пробираться по снегу к дому по дорожке, выложенной булыжниками, и оперся о фасад, чтобы не потерять равновесие, когда вставлял ключ в замок. Но он не смог повернуть ключ, поскольку дверь оказалась незапертой. Совсем не похоже на Карен. Сначала освещение в саду, а теперь дверь. Он ничего не понимал.

В ее голосе, несомненно, слышалось больше тревоги, чем обычно, и она даже попыталась заставить его отменить передачу. Но тогда он был не в состоянии это воспринять. Он в принципе никогда не мог ничего воспринять за минуты до того, как загоралась красная лампа. Он был целиком сосредоточен на предстоящей передаче.

Аксель вошел в холл, думая о том, сколько раз он пытался объяснить Карен, что это не имеет ни малейшего отношения к его любви к ней. Что это происходит в его подсознании. Если земля провалится за пределами телестудии, он осознает это только после передачи.

Но она никогда ему не верила и каждый раз утверждала, что это еще одно доказательство того, что он слишком эгоцентричен и по гамбургскому счету ей нет места в его жизни. Он все время пытался доказать ей обратное. Например, как он помогал ей, когда она болела, особенно материально. Если это не доказательство, то что тогда? Он стянул ботинки и чуть было не потерял равновесие.

А протрезвеет ли он вообще? Сейчас ему казалось, что уровень алкоголя в крови все еще растет. Он заглянул в гостиную и отметил, что Карен, во всяком случае, там нет, а это значит, что ей, в конце концов, удалось успокоиться и лечь спать. Но услышав, как дверь спальни в холле открылась и закрылась, он поправил себя: Карен собирается ложиться спать. Тогда она, по крайней мере, знает, что он дома. Хорошо.

Чтобы не возникло сомнений, что будет дальше, он все время свистел, пока шел в ванную комнату. Там он стащил с себя одежду, сбросив все на пол в одну кучу, залез в душ и встал под теплую воду. Он включил режим спокойного летнего дождя. Ему страшно нравился новый душ, который мог воспроизвести все, от муссонного дождя до плотного тумана.

Смыв мыло, он вытерся, втянул живот и стал изучать свое тело в зеркале спереди и сбоку. Хотя он не молод, жаловаться особенно не на что. Он был в хорошей форме и, без труда отжавшись тридцать раз на полу в быстром темпе, наконец вышел из ванной и пошел через весь дом в спальню. Дойдя до спальни, сунул голову в темноту.

– Привет! Можно войти? – Он ждал ответа, который так и не последовал.

Значит, сегодня они играют в эту игру, подумал он и прошел дальше. Бессловесная игра, где можно говорить только на языке жестов и плотских желаний. А ведь она обычно никогда не выключала лампу, пока он не входил и не ложился рядом с ней. Теперь было так темно, что ему пришлось держаться руками за край кровати, чтобы не пойти в другую сторону. Затем он залез под одеяло на своей стороне и лег на спину. Хмель еще не выветрился, и ему оставалось только надеяться, что она этого не заметит. Как бы там ни было, ее очередь проявить инициативу, подумал он и попытался притвориться, что засыпает.

Кроме слабого шума вентиляции и собственного дыхания, он ничего не слышал. Карен почти всегда дышала бесшумно. Сам он мог храпеть всю ночь, из-за чего Карен периодически грозилась уйти спать в другую комнату, если он не начнет использовать капу от храпа. Надо признаться, это обещание он нарушал почти каждую ночь. Он откинул одеяло, будто бы во сне. Его напрягшийся член теперь совсем обнажился и смотрел прямо на пупок.

Но Карен никак не отреагировала. Что с ней происходит? Она же не может вот так лежать и дуться на то, что он не отменил передачу, не бросился в машину и не поехал домой только потому, что она немного боится темноты? Нет, наверное, он просто слишком проявляет нетерпение и рвется в бой. Он приложил ладонь ко рту и выдохнул, но не понял, пахнет ли от него спиртным.

Прождав еще одну бесконечно долгую минуту, он сдался, повернулся к ней, запустил руку вниз под одеяло и отметил, что она лежит на спине. Он провел рукой вверх и слегка коснулся ее соска. В большинстве случаев это ее заводило. Но сейчас он не заметил никакой реакции. Даже когда дотронулся языком.

Он отбросил одеяло, наклонился над ней и стал кончиком языка осторожно описывать круги вокруг соска и по его верхушке. По-прежнему никакой реакции. Он стал думать, что сделал не так. Ведь обычно он так начинает. Он решил сосредоточиться на нижней части, хотя знал, что Карен может сразу сникнуть, если идти напролом. Но разве у него есть выбор? Она фактически его вынуждала.