Стефан Анхем - Жертва без лица. Девятая могила

– Знаешь, я понимаю, что тебе нелегко, когда все твои друзья остались в Стокгольме. Но могу гарантировать, что как только в августе ты пойдешь в школу, ты…

– Тебя просила позвонить мама?

– Нет, но она говорит, что ты целый день сидишь в своей комнате и ничего не хочешь делать.

– А здесь и нечего делать.

– Здесь есть что делать. Не стоит думать, что Хельсингборг – это маленькая дыра с киоском с бургерами на площади, где гуляет ветер.

– Ну и что мне надо делать?

До Фабиана дошло, что он понятия не имеет. Наверняка есть масса занятий. Но каких? Хельсингборг уже не тот город, из которого он уехал. Он поменял кожу и из захолустного шведского городка превратился в маленькую жемчужину, которая передней стороной обратилась к проливу и поняла, что уличные кафе и прогулочные дорожки ведут к успеху. Вот только Теодора уличные кафе и прогулочные дорожки интересовали очень мало. К тому же он, конечно, был по-прежнему разочарован, что его не пустили на рок-фестиваль Sweden Rock.

– А как насчет того чтобы сегодня вечером вместе выйти в город и что-нибудь придумать? – услышал он собственный голос и почувствовал, что прыгает со скалы без парашюта.

– Типа чего?

– Не знаю. Мы можем где-то поесть, а потом пойти в кино, например. Попробуем узнать, есть ли здесь какие-нибудь стоящие концерты.

– Я уже узнал. Есть только концерты во дворце Софиеру.

– Да? И кто же там выступает?

– Никто. Только такие группы, как «The Ark», «Kent», «Robyn» и все такое.

– Мы могли бы сходить послушать «Kent». Ты не против? У них ведь довольно много крутых композиций… – Фабиан сам понял, что несет чушь, и прикусил язык.

Лилья прошла мимо и кивнула ему, приглашая пойти с ней.

– Ну ладно, мне пора заканчивать. Ты подумай, и попозже мы созвонимся.

– Конечно.

Больше Тео ничего не сказал, и Фабиан положил трубку.

Чтобы замок было труднее взломать, в цилиндр вставили несколько ограничителей из закаленной стали, а штифты на наружных пружинах укрепили особо твердым хромом. Это был не обычный замок, а замок с семью тумблерами со сверхвысоким уровнем защиты. Чтобы его открыть, недостаточно поднять ключом штифты на нужную высоту. Их также надо повернуть в правильном направлении. Сейчас ключа не было. В замочную скважину входило алмазное сверло толщиной шесть миллиметров с водяным охлаждением и точностью до сотой доли миллиметра, чтобы не дотрагиваться до ограничителей, и взламывало штифт за штифтом.

Через несколько минут слесарь смог вынуть сверло из замочного цилиндра, вставить в отверстие крюк, повернуть его и открыть дверь.

Фабиан Риск и Ирен Лилья вошли в крошечную прихожую, пол которой покрывала груда почты, рекламы и бесплатных газет. На самом верху лежал июльский номер «National Geographic» с проломленным черепом на обложке и заголовком на английском «Этой женщине четыре миллиона лет». Прихожая вела в помещение с открытой планировкой, где гостиная располагалась слева, а кухонная зона – справа. Впереди была лестница, ведущая на верхний этаж. Дом, находящийся в старом квартале Лунда и построенный в XVIII веке, обновили заботливой рукой, и он смотрелся свежо и современно.

Вообще-то Фабиан предпочитал в первый раз заходить в дом жертвы – или, как в этом случае, подозреваемого – в одиночку. С ним должны говорить комнаты, и никто другой. Все могло стать зацепкой, которая поведет дальше. Малейшая деталь могла оказаться именно тем элементом пазла, которого им не хватало, чтобы увидеть целое. Похоже, у Лильи был тот же подход. Не сказав ни слова, она поднялась по лестнице и скрылась из виду.

Как точно заметил Утес, у них не было конкретных доказательств того, что Руне Шмекель – человек, которого они ищут. Но теперь, когда Фабиан стоял посреди гостиной и медленно обводил ее глазами, он чувствовал: со Шмекелем что-то не так. Что-то не сходится. Кто, собственно, такой этот Руне Шмекель?

Комната была обставлена со вкусом – в ней стояли классический диван Newport из светло-коричневой потертой кожи под винтаж и просиженное кресло Bruno Mathsson со скамеечкой для ног у окна. Телевизора не было. Зато имелась стереосистема «Bang & Olufsen». На стенах висело несколько черно-белых фотографий в рамках, изображающих пересеченную местность вокруг старого города с нагромождением домов. Насколько Фабиан смог определить, снимки были сделаны не в Дании и не в Швеции. Вероятно, где-то на юге Европы. Но была ли это Испания, Италия, Португалия или Греция, он не имел ни малейшего представления.

Цветов на подоконниках не было, каких-либо признаков домашних животных также не наблюдалось. Если не считать тонкого слоя пыли, в доме было чисто и убрано. Похоже, все стояло на своих местах. Подготовил ли Шмекель свое исчезновение, или он просто педант, который произвел уборку перед отъездом в отпуск?

Фабиан подошел к висевшей на стене стереосистеме и включил ее. Засвистел диск, и скоро из маленьких динамиков полилась классическая музыка. Фабиан почти не разбирался в классической музыке. При этом нельзя сказать, чтобы он не давал ей шанса. Он делал это множество раз, но каждый раз приходил к выводу, что это не для него. Точно так же, как гольф и охота. И марочные вина.

На обложке, стоявшей на музыкальном центре, он прочел: Фантастическая симфония, Берлиоз.

Он осторожно сел в кресло, откинулся назад, и его поразила широта и глубина звука. Он видел только маленькие спутниковые динамики, но скоро понял, что за диваном стоит настоящий сабвуфер. Сам он за несколько лет вложил пугающе большую сумму в свое оборудование хай фай, и умудрился довести Соню до слез, когда показал ей новые динамики – пару Bowers & Wilkins 802 Diamond. Теперь, задним числом, он мог согласиться, что это не самые красивые ящики. Но звучали они фантастически.

Он положил ноги на скамеечку, закрыл глаза и понял, что именно так и надо наслаждаться классической музыкой. Красивое кресло, хорошая установка и в первую очередь… полное одиночество. Вот такие дела. Он открыл глаза. Шмекель был одинок. Вся комната излучала одиночество. Вероятно, у него нет ни родственников, ни друзей. И в свободное время он читает и слушает музыку. Совершенствуется.

Фабиан встал с кресла и подошел к противоположной стене, которую всю от пола до потолка занимал один встроенный стеллаж. В одном отсеке стояли CD-диски, в основном опера, классическая музыка и немного джаза. Но большая часть полок была заставлена книгами и снова книгами. На двух полках стояла классика. На остальных – отраслевая литература, разделенная на несколько подразделов, таких как «Медицина», «Самооборона и боевой спорт» и «Физика и Биология» – все помечены маленькими этикетками фирмы «Dymo». В подразделе «Психология» было несколько книг с названиями типа: «Я не хочу умирать, я просто не хочу жить»; «Это не моя вина: об искусстве брать ответственность»; «Оскорбления и прощение» и «Управление гневом: полное руководство по лечению для практикующих врачей» на английском.