Геннадий Сорокин - Лагерь обреченных

Она вздохнула, обозначила вздохом момент принятия решения и начала:

– Марина родителям сказала, что вы еще в городе стали жить вместе и решили пожениться. Потом вы переехали в Верх-Иланск, а она получила жилье в городе. Родители спросили Марину, как теперь сложатся ваши отношения, если она не хочет переезжать в поселок, а вы неизвестно сколько будете работать в Верх-Иланске. Марина ответила, что скоро приедет в отпуск и все вопросы решит на месте. Так что, Андрей Николаевич, для моих родителей вы еще не зять. Но в поселке все считают и будут вас считать женихом Марины.

«Вот так номер! Я думал, в поселке более патриархальные взгляды на поведение незамужних девушек. Марина, никого не стесняясь, ночует у меня дома, но это, оказывается, еще не значит, что она выйдет за меня замуж».

Мне надо было выиграть время, чтобы осознать новый расклад. Я сделал вид, что полез за сигаретами, но вовремя спохватился – в библиотеке курить нельзя!

«Для Михаила Антонова я еще никто, а для всех остальных – его зять. Хорошо, будем исходить из этой диспозиции».

– Никого не смущают слухи обо мне и об Инге? – продолжил я расспрашивать библиотекаршу.

– Ингу в поселке никто всерьез не воспринимает. Она свободная женщина, с кем хочет, с тем спит. Если бы Инга кого-то из семьи увела, тогда бы ее все осуждали, а так… Не одна она такая, к кому мужики забегают душу отвести.

– Что ты можешь рассказать о Паксееве? Не только о его связи с Ингой, а вообще о нем как о человеке?

– Мой отец и Паксеев – враги. Они даже дрались как-то раз.

– Дрались? Ерунда какая-то. Твой отец убьет его с одной плюхи, какая между ними может быть драка?

– Вот так и дрались – Паксеев убегал от отца, а папа бегал за ним по всему поселку, пока милиция их не разняла.

– В чем причина конфликта? С войной связана?

– Когда отец вернулся из лагеря, Паксеев везде стал говорить, что такие, как отец, – предатели, мол, воевать не хотели и добровольно в плен сдались. Еще говорил, что предателей надо было не в лагеря отправлять, а расстреливать или на урановые рудники ссылать, чтобы они там заживо гнили. Потом из лагеря вернулся дядя Вася Седов, у него на левой руке не было трех пальцев, а на правой – двух. Он говорит: «Я за Паксеевым бегать не буду, а сразу же его пристрелю».

– Так и сказал, никого не побоялся?

– Мне рассказывали, как это было. Под Первое мая, в конце пятидесятых годов, в промтоварный магазин, он тогда один на весь поселок был, завезли хорошую ткань – твид называется. Очередь у магазина собралась, ругань, всем охота материалу купить на обновки. Седов подошел к крыльцу и говорит, вы, мол, оставьте отрез для Юрия Иосифовича, чтобы его было в чем хоронить. Все удивились, говорят: Паксеев живчик такой, с чего бы это он помирать станет? Дядя Вася отвечает: «Как только еще раз эта гнида про меня скажет, что я в плен добровольно сдался, так я его с двух стволов картечью в решето превращу». Я, говорит, не Мишка Антонов, чтобы за ним по поселку бегать. Я его сразу завалю, еще десятку отсижу и выйду с чистой совестью, что мир от такого подонка избавил.

– Какие, однако, у вас тут страсти кипели!

– Не то слово. Паксеев в область жалобу писал, что его, ветерана войны, бывший зэк угрожает убить. Пока жалобу рассматривали, Седову реабилитация из Москвы пришла, и теперь уже он стал везде писать, чтобы Паксеева за клевету осудили. Ни тот ни другой ничего не добились, но, пока дядя Вася живой был, они не разговаривали.

– Седов дядя Вася – не родня учителю?

– Дядя родной со стороны отца. – При упоминании учителя Наталья слегка покраснела.

– Я так полагаю, что эта история имела продолжение? – осторожно спросил я.

– Имела, – вздохнула библиотекарша. – Дочь Паксеева от учителя родила. Рассказывать?

– Конечно, рассказывай! Это гораздо интереснее, чем про Ингу и самого Паксеева слушать.

– У Паксеева есть младшая дочь, Неля. Всего у него четверо детей: две дочери и два сына. Сейчас они все разъехались, а с Юрием Иосифовичем одна Неля живет. Ей 25 лет, она в одном классе с моим братом училась. Когда Неля окончила восемь классов, все заметили, что она беременная. Стали допытываться: от кого? Она молчит. Она вообще у них девушка со странностями, как бы немного не в себе, умственно отсталая. Не совсем дурочка, а так, глупышка. В 1976 году она родила сына. В графе «отец» в свидетельстве о рождении поставили прочерк. Сын растет, и все замечают, что он вылитый учитель Седов. Паксеев в милицию, мол, сажайте учителя за изнасилование моей несовершеннолетней дочери. А как милиция его посадит, если Неля молчит, от кого у нее ребенок? Учитель молчит, она молчит, так дело и замяли.

– Учителя за такой проступок даже из школы не выгнали?

– А вместо него кто работать будет? Вы, городские, не больно-то в сельскую местность рветесь. И потом, кто сказал, что это его ребенок? Похож на него сын, ну и что? Мало ли похожих людей на свете?

В коридоре раздались мужские шаги. Как по заказу, в библиотеку вошел учитель Седов.

Поприветствовав нас, он спросил у Натальи, не приходил ли свежий номер журнала «Моделист-конструктор». Библиотекарша холодно ответила, что пока журнала нет, а как получит, так сразу же сообщит ему. Пока они разговаривали, я сделал для себя вывод, что Наталья и Седов испытывают друг к другу давнюю неприязнь, этакое взаимное брезгливое презрение.

«Пока к Наталье с расспросами об учителе лезть не надо, – решил я. – Это у них не сегодня началось. Корни взаимной неприязни могут уходить как угодно глубоко, например, в Наташины школьные годы. Если учитель обрюхатил одну ученицу, почему бы ему не домогаться другой? Наташа, судя по телосложению, в последних классах средней школы была уже вполне взрослая девица. Это сестра ее худая, а Наталья – девушка в теле».

Я посмотрел на часы. Пора прощаться, а то меня в райотделе потеряют.

– Наташа, – сказал я, поднимаясь из-за стола, – спасибо огромное за беседу. Приятно было пообщаться. У меня есть маленькая просьба. Я понимаю, что здесь районная библиотека, не городская, но все же посмотри, быть может, есть какая-нибудь литература про руны?

– Руны – это такой знак, который возле убитого нашли? Посмотрю.

– И еще. Передай отцу, что в мужчине главное – постоянность.

– Андрей Николаевич, – на ее лицо вернулась загадочная улыбка, – если Марина вас попросит, то вы будете с нами картошку копать?

– В честь чего? – ощетинился я. Что-что, а участие в сельхозработах в мои планы не входило. Выкопаю хрен у крыльца – на этом сбор урожая закончу.

– Раньше картошку выкопаем – у Марины больше времени свободного будет, – лукаво ответила библиотекарша.

– Я, Наташа, хоть и родня вам, но картошку копать не буду. До свидания!