Андрей Лушников - Красная Луна [СИ]

— Милицию и труповозку, — сказал врач.

Последнее его слово плавно превратилось в острый кинжал и вонзилось мне прямо в грудь. Истекая кровью, я упал без чувств.

Мои шаги гулко отдавались по всему подъезду. Не торопясь, я добрался до своего этажа и повернулся к двери.

У нее кто-то сидел! Я сунул руку в карман, доставая из него пистолет, но быстро успокоился, узнав в сидящем Наташу.

Она сидела на корточках, держась за лицо руками. Заметив меня, она приподнялась и бросилась на грудь. Она рыдала, неистово всхлипывая, уткнувшись в мою куртку. Я мягко обнял ее и потянул к двери квартиры.

Войдя внутрь, она кинулась на диван и просто плакала, ничего не говоря. Это было невероятно страшно — видеть человека, который пришел к тебе, не для беседы, не для дела, а просто, чтобы вылить свои чувства. Страшно видеть человека в его новом обличии, которое коренным образом отличается от всех предыдущих.

Я глупо постоял рядом, затем ушел на кухню готовить кофе. Сержант не понимал моей грусти, не понимал, почему с ним никто не играет, и пытался привлечь к себе внимание громким лаяньем.

— Тихо, Сержант, — остановил его я, насыпая кофе в кофеварку.

На душе было чернее, чем ночью и до нельзя паршиво. Я не мог представить себе, что Сергея Ивановича больше нет, просто не мог поверить в это. Сердце сжималось при каждом воспоминании его лица, его улыбки.

Что бы было, если бы я рассказал ему про слежку? Может, не лежал бы он сейчас в морге, под белой простыней…

Это все Варламов постарался, сволочь. Сдержал слово.

Кофе перелилось через край, залив пеной всю плиту. Я выключил газ и, налив кофе в кружку, пошел в комнату.

Наташа уже успокоилась и сидела на стуле. Я протянул ей кофе, она, не притронувшись, поставила чашку на столик.

— Извини, Вова, что я к тебе так… — сказала она.

— Ничего, ничего.

— Ты знаешь… кто его?… — она не смогла договорить.

Опустив глаза, я помотал головой.

— Я знала, что что-то случится. В тот день он со мной попрощался как-то необычно. Он знал, да?

— Нет. Вряд ли.

— Может, виновен тот, чье дело он вел?

— Может быть.

— Я боюсь, Вова, — она всхлипнула.

— Не бойся, они тебя не тронут. Ты ведь ничего не знаешь.

— Да, но если бы я вернулась чуть пораньше, они могли бы меня убить.

Я встрепенулся.

— Не понял. Ты о чем?

— Ах, да. Я же тебе не сказала. Я пошла в аптеку, за успокоительным. Простояла долго в очереди, а когда вернулась… — она еле сдерживала слезы. — Все в квартире было перерыто. Мебель передвинута, одежда выкинута из шкафов.

— Что же ты молчала? Тогда твоя жизнь действительно под угрозой, — я быстро размышлял. — Слушай. У тебя есть подруги в другом городе?

— В Москве.

— Нет, где-нибудь в нашей области.

— Нет.

— А родственники.

— Тетя в Уранске живет.

— Отлично. Ты сейчас закажешь по телефону билет в Уранск, лучше на сегодняшнее число, и пробудешь там, пока все не уляжется.

— Погоди, Володя, а похороны? Я же не могу их пропустить.

— Черт, — тихо пробормотал я. — Тебя нельзя оставаться одной ни на минуту. А в Сахарове у тебя есть друзья?

— Школьные есть.

— Сейчас поедем к ним. Ты должна быть предельно осторожна, никогда не гуляй одна. Ты, кстати, не видела где-нибудь возле себя черный джип?

— Черный? — переспросила Наташа. — Да вроде у нашего дома сегодня стоял. А что?

— Если еще раз увидишь эту машину — убегай. Можешь звать милицию или просто пристать к кому-нибудь, чтобы… убить тебя было максимально сложно.

— Это они? Они да? — Наташа подняла глаза.

— Да, скорее всего. Ты обещаешь, что будешь осторожна?

— Обещаю, — сказала Наташа.

— Хорошо, — я протянул ей телефон. — Давай, звони своим друзьям.

Совков раздраженно снял пиджак и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. На столе, рядом с ним, стоял пузырек с «Корвалолом».

— Этот месяц, — севшим голосом, начал он. — Стал для нас самым трагичным. Мы потеряли двух своих лучших оперов: старшего лейтенанта Зубова и лейтенанта Митько, Сергея Ивановича. Их потеря глубоко поразила нас. Они были убиты зверски, людьми, для которых нет ничего святого. К сожалению, мы не смогли узнать убийц Зубова, но теперь мы обязаны это сделать. Я уже написал рапорт начальству, чтобы нам перевели двух оперов из других отделов. Вместе с ними, мы должны будем найти и по достоинству наказать убийц наших друзей. Я разрешаю вам отложить на время свои дела и заняться только этим. Мы должны доказать, что мы умеем работать. Все. Все свободны.

Весь наш отдел встал на ноги и направился к выходу. Однако я не спешил уходить.

Совков недоуменно посмотрел на меня и сказал:

— Все свободны, Белов. Можешь идти.

— Я знаю, кто убил Сергея Ивановича, — начал я.

— Хорошо. Расскажешь это Ильдару Григорьевичу.

— Но он, возможно, не захочет меня слушать. Или… не будет предпринимать никаких мер.

— С чего ты взял?

— Он, возможно, стукач.

Совков вскинул брови.

— Ты здесь всего месяц, мальчик. Откуда тебе знать, кто стукач, а кто нет?

— Но…

— Перестань играть в Джеймса Бонда. Милиция — это не американский боевик. Здесь нету только отрицательных и только положительных героев, нет клоунов и понимающих, добрых начальников. Это жизнь! И человека нельзя обвинять только по внешнему виду, и по тому, как он относится к тебе. Фонаренко — хороший опер. Иди к нему.

— Но…

— Иди!

Он замахал руками и схватился за корвалол. Я поспешно вышел и направился к Шутову. Если уж и кому рассказывать, то только ему.

Лев Николаевич был не в духе, однако смог меня выслушать. После того, как я закончил, он спросил:

— Номер джипа запомнил?

— Нет.

— Зря. Сейчас бы мы их мигом нашли, а так…

— Я, возможно, знаю, где они могут находиться.

— Где?

— Они могут следить за дочерью Митько, Наташей.

— А где она?

— У подруги.

— И что ты предлагаешь?

— Не знаю.

Шутов нахмурился и посмотрел в потолок.

— Ладно, — сказал он после некоторых раздумий. — Сейчас ты составишь фотороботы этого Витька и друга его. Потом мы позвоним в ГИБДД и скажем, чтобы они задерживали все черные джипы… Ты модель знаешь?

Я снова обреченно покачал головой.

— Ладно, все черные джипы. А потом ты их опознаешь, хорошо?

— Да, — мне не понравился тон Шутова, он, наверное, думал, что я каким-то образом виновен в смерти Митько, хотя я и сам считал точно так же.

Открывая свою дверь, я слышал, что там, внутри надрывается телефон. Влетев внутрь, я снял трубку.

— Владимир Белов? — этот голос был мне не знаком.

— Да, — сказал я.

— Это ваш друг. Мы должны встретиться.

— Кто вы?

— Я же сказал, ваш друг.

— У меня нет друзей.