Ю Несбё - Нож [litres с оптимизированной обложкой]

Дагни кивнула и указала на записывающее устройство, которое положила на скамью между ними.

– Там все есть.

– И Финне ни в чем не сознался?

– Нет. Только назвал себя сеятелем. Можете послушать сами.

Харри сдержал рвущиеся наружу ругательства и так сильно прижался к спинке скамьи, что она закачалась.

– И что мы теперь будем делать? – поинтересовалась Дагни.

Харри провел рукой по лицу. Но как? Как Финне мог узнать обо всем? Кроме него самого и Дагни, об операции знали только Кайя и Трульс. Может быть, он просто считал все с лица Дагни, проанализировал язык ее тела? Конечно, это возможно, женщина была сильно напугана. Да что уж теперь говорить, главный вопрос, который стоит на повестке дня: как им поступить дальше?

– Я должна увидеть, как он умирает, – сказала Дагни.

Харри кивнул:

– Финне уже стар и вряд ли долго протянет. Когда он сдохнет, я непременно пошлю вам весточку.

Дагни покачала головой:

– Вы не понимаете. Я должна видеть собственными глазами сам момент его смерти. В противном случае мое сознание не примет тот факт, что Финне больше нет, и он будет являться ко мне во сне. В точности как моя мама.

Телефон негромко звякнул, сообщая об эсэмэске, и Дагни вынула из кармана серебристого цвета мобильник.

А Харри внезапно сообразил, что Ракель еще ни разу не приходила к нему во сне после того, как он увидел ее труп. Пока не приходила. Почему? И он понял, что хочет, что страстно желает, чтобы она пришла к нему, пусть лучше маска смерти и ползающие в уголках губ черви, чем эта ничем не заполненная холодная пустота.

– Господи Исусе, – прошептала Дагни.

Свет, исходящий от сотового, освещал ее лицо: рот разинут, глаза широко раскрыты.

Телефон со звоном упал на пол и остался лежать дисплеем вверх. Харри наклонился. Видео уже было проиграно и остановилось на последнем кадре – с циферблатом, на котором горели красные цифры. Он нажал на кнопку воспроизведения, и запись пошла сначала. Звук отсутствовал, изображение было зернистым, но Харри смог различить снятый с близкого расстояния белый живот с раной, откуда, пульсируя, лилась кровь. В кадре появилась волосатая рука с часами на сером ремешке. Все происходило очень быстро. Рука погрузилась в рану так глубоко, что часы активировались и засветились, а из раны вылилось еще больше крови. Камера приблизила циферблат, а потом картинка застыла. Конец фильма. Харри попытался заглушить подступившую к горлу рвоту.

– Что… что это было? – заикаясь, спросила Дагни.

– Я не знаю, – ответил Харри, пристально глядя на последний кадр с циферблатом. – Я не знаю, – повторил он.

– Я не хочу… – начала Дагни. – Он и меня убьет, а вы не сможете остановить его в одиночку. Потому что вы один, так ведь?

– Да, – признался Харри. – Я один.

– Значит, мне надо обратиться за помощью в другое место. Я должна подумать о себе.

– Действуйте, – сказал Харри. Он не мог заставить себя оторвать взгляд от застывшего кадра. Качество изображения на видео было слишком низким, его невозможно использовать для опознания живота или руки. А вот часы были видны хорошо. И время на них, включая дату: 3:00, ночь убийства Ракели.

Лист белой бумаги, лежавший на столе Катрины Братт, блестел в полоске солнечного света, который струился из окна.

– Дагни Йенсен подала на тебя жалобу. Она пишет, что ты уговорил ее выступить в роли подсадной утки, чтобы заманить Свейна Финне в ловушку, – сказала хозяйка кабинета.

Катрина оторвала взгляд от бумаги и посмотрела на начинавшиеся прямо возле ее стола длинные ноги, которые принадлежали мужчине, что развалился на стуле напротив. Очки «Рэй Бан» с замотанной черным скотчем дужкой скрывали его голубые глаза. Он недавно выпил. От его одежды и тела исходила сладковатая вонь употребленного вчера алкоголя, напоминавшая ей запахи амальгамы, дома престарелых и гнилой малины. А вот из его рта доносился свежий запах спирта – бодрящий и очищающий. Короче говоря, мужик, сидевший перед Катриной, был алкоголиком, частично отошедшим от вчерашней пьянки и уже начавшим бухать по новой.

– Это так, Харри?

– Да, – подтвердил ее собеседник и прокашлялся, не прикрывая рта. Она заметила, как на солнце блеснуло пятнышко слюны, попавшей на подлокотник его стула. – А вы установили, с какого номера отправлено видео?

– Да, – кивнула Катрина. – Номер без регистрации. Сейчас он выключен, и его невозможно отследить.

– Свейн Финне послал, больше некому. Кто еще будет снимать видео, засовывая руку жертве в живот?

– Жаль, что он делает это не той рукой, в которой есть дыра. Тогда мы с полной уверенностью смогли бы его опознать.

– Это точно он. Ты видела на часах время и дату?

– Да. И конечно, очень подозрительно, что дата совпадает с ночью убийства. Но часы показывают на час позже того временно́го промежутка, когда, согласно заключению судмедэкспертов, предположительно умерла Ракель.

– Ключевое слово здесь «предположительно», – возразил Харри. – Ты знаешь не хуже меня, что они не могут установить время с точностью до часа.

– А ты можешь с уверенностью сказать, что это живот Ракели?

– Разумеется, нет, это ведь нечеткое изображение, снятое трясущейся камерой.

– Значит, это может быть кто угодно. Исходя из того, что мы знаем, Финне мог найти видео в Сети и послать Дагни Йенсен, чтобы напугать ее.

– Ладно, на том и порешим, – заключил Харри, взялся руками за подлокотники и начал вставать.

– Сядь! – прикрикнула на него Катрина.

Харри снова опустился на стул.

Катрина тяжело вздохнула:

– Мы приставили к Дагни Йенсен полицейских, которые будут обеспечивать ей защиту.

– Круглосуточно?

– Да.

– Хорошо. Что-то еще?

– Да. Эксперты из Института судебной медицины только что сообщили мне, что Валентин Йертсен был родным сыном Свейна Финне. И что тебе уже некоторое время об этом известно.

Катрина ждала его реакции, но видела только собственное отражение в зеркальных стеклах очков.

– Итак, – сказала она. – Ты решил, что Свейн Финне убил Ракель, чтобы отомстить тебе. А потом попросту наплевал на все правила и инструкции и со спокойной душой подверг другого человека – женщину, жертву насилия – опасности, чтобы достичь своих личных целей. Речь идет не просто о грубом нарушении служебных обязанностей, Харри. То, что ты совершил, наказуемо.

Катрина замолчала. Куда, интересно, он смотрит сквозь стекла этих чертовых очков? На нее? На картину за ее спиной? На носки своих сапог?

– Ты уже отстранен от работы, Харри. У меня не так много других возможностей наказать тебя, только уволить. Или написать на тебя рапорт. И это тоже приведет к увольнению, если тебя признают виновным. Ты хоть понимаешь, что натворил?