Джонатан Келлерман - Кости

Я стрелял из пистолетов и длинноствольного оружия, когда это требовалось. Хотя огнестрельное оружие любил не больше, чем лечение у стоматолога, однако ценил полезность и того, и другого.

Дробовики, с их изящной убойной простотой, относились к иной категории. До сегодняшнего дня я избегал их.

«Ремингтоны» двенадцатого калибра были любимыми игрушками моего отца. «Вингмастер» с помповым взводом, приобретенный на полицейском аукционе, стоял в углу отцовского шкафа, почти всегда заряженный.

Точно так же, как отец почти всегда был «под мухой».

Каждое лето — в конце июня — он брал меня с собой охотиться на белок и мелких птиц. Стрелять по мелким зверушкам из абсурдно мощного оружия, потому что он хотел лишь одного — нести смерть. Он заставлял меня отыскивать кровавую пыль и приносить ему осколки костей, клювы или когти, потому что я был послушнее, чем собака. И боялся перепадов его настроения сильнее, чем боялась бы любая собака.

Кроме того, мне полагалось держать рот на замке и таскать его камуфляжную сумку со снаряжением. В ней, помимо набора для чистки ружья, коробок с патронами и старого номера «Плейбоя» с загнутыми уголками, лежали посеребренная фляжка с виски, клетчатый термос с кофе и запотевшие банки пива «Блю риббон».

По мере того, как день клонился к закату, дыхание отца все сильнее пахло алкоголем.

— Готов, Зоркий Глаз? — спросил Майло. — Закрой правый, открой левый и наклонись… сильнее, еще сильнее, стань частью оружия. И вперед. Давай. Не целься, просто направь ствол. — Он обвел взглядом стрельбище. — Пли!

Полчаса спустя он заявил:

— Ты выбил больше, чем я, приятель. Вот это монстра я создал!

В половине одиннадцатого мы грузили снаряжение в багажник моей «Севильи» [5] Модель автомобиля производства компании «Кадиллак». , и тут мобильник Майло сыграл первые шесть нот песни «Мой путь».

Майло поднес телефон к уху, следя за полетом краснохвостого ястреба. На его широком бледном лице появилось напряженное выражение.

— Когда… ладно… через час. — Он нажал кнопку отбоя. — Пора направляться обратно к антицивилизации. Поехали, и побыстрее, пожалуйста.

Когда мы выехали на трассу 118 и направились на восток, он пояснил:

— В Птичьем болоте в Плайя найден труп, какой-то волонтер обнаружил его вчера вечером. Тихоокеанское отделение занимается этим.

— Но… — начал было я.

— В Тихоокеанском отделении не хватает людей из-за «проблем с подавлением активности банд». Единственный, кто свободен, — какой-то новичок, которого Его Высочество желает «улучшить».

— Проблемный ребенок?

— Кто знает? Во всяком случае, такова официальная версия.

— Да, вот и гадай, что бы это значило.

Майло убрал прядь черных волос с испещренного мелкими рытвинками лба, вытянул ноги, провел ладонью по лицу, словно умываясь без воды.

— Болото — вопрос политический, верно? А наш шеф — политик.

Пока мы ехали обратно в город, он уточнял детали по телефону и составлял краткое описание.

Недавнее убийство, белая женщина, от двадцати до тридцати лет, странгуляционная борозда на шее.

Кисть правой руки отсутствует, разрез хирургически точны.

— Одно из этих, — произнес Майло. — Держи оба глаза широко раскрытыми, Доктор.

Птичье болото занимало два акра в полумиле к востоку от океана и представляло собой нелегкий компромисс треугольной формы. Здесь пересекались бульвары Калвера, Джефферсона и Линкольна. Все три стороны треугольника выходили на многополосные улицы, над южным краем нависали откосы, застроенные жилыми домами; со стороны Лос-Анджелесского аэропорта то и дело доносился механический гром.

Топи располагались в углублении, похожем на чашу; его края скрывали болото от взглядов проезжающих автомобилистов. Припарковавшись на другой стороне улицы, я увидел лишь выгоревшую на солнце траву и вершины ив и тополей в отдалении. В Лос-Анджелесе то, чем нельзя полюбоваться из окна несущейся машины, словно бы и не существует, и федеральный закон об охране флоры и фауны, запертой посреди всего этого прогресса, никак не мог добраться сюда.

Пять лет спустя киностудия, которой владела горстка самозваных прогрессивных миллиардеров, попыталась купить эту землю, чтобы устроить тут «природоохранную» съемочную площадку за счет средств налогоплательщиков. Этот план, тщательно скрываемый от общественности, продвигался в хорошем темпе, как всегда бывает, когда большие деньги встречаются с маленькими мозгами. Потом желчные сплетники все же прознали об этом и накинулись на «заговорщиков», словно бешеные росомахи, вынудив тех наперебой отказываться от заключенных ранее договоренностей, лишь бы не оказаться запачканными этим скандалом.

Вскоре после этой успешной атаки сформировалась добровольческая Организация спасения Болота, приняв в дар от миллиардеров две «Тойоты Приус». И до сих пор ни один бульдозер на эту территорию въехать не посмел.

Я выключил двигатель, и через несколько минут мы с Майло получили возможность насладиться пейзажем. Небольшие аккуратные указатели, сделанные из досочек и напоминавшие о летних скаутских лагерях, находились слишком далеко, чтобы можно было прочитать выжженные на них надписи. Прошлым летом мы с Робин побывали здесь, и я знал, что эти знаки разрешают уличную парковку, — но сейчас в подобной милости полиция не нуждалась, хватало оранжевых конусов и желтой ограждающей ленты.

Надпись на большом белом щите предписывала пешеходам не сходить с тропы и не беспокоить животных. Мы с Робин тогда пошли прогуляться, но тропа охватывала менее одной пятой периметра болота. В тот день я увидел тощего бородатого старика с нагрудным знаком «Спасем Болото» и спросил его, почему нельзя подойти к берегу. «Потому что люди — враги», — ответил он.

— Вперед, — сказал Майло, и мы перешли улицу. Полицейский, стоящий перед заграждением, выпятил грудь, словно голубь в брачный сезон, и преградил нам путь, выставив ладонь. Нагрудный значок Майло сверкнул золотом, коп произнес: «Сэр!» — и отступил в сторону. Вид у него был такой, словно его обманули.

Между конусами были припаркованы две машины — белый фургончик выездного патологоанатома и серый «Форд Эксплорер» самого обычного вида.

— Тело увезли вчера ночью, но следственная бригада зачем-то вернулась, — заметил я.

— Занятно.

В сотне футов к северу еще два полицейских выбрались из кустов и вскарабкались по склону на тротуар. Затем появился коренастый широкоплечий мужчина в брюках цвета хаки, отряхивавший мусор с лацканов своего синего блейзера.

Человек в блейзере внимательно рассматривал нас, но Майло, проигнорировав его, уставился вдаль, на жилые дома.