Джонатан Келлерман - Кости

— Да не спасал я ее, Дебора. Я просто взял ее с тротуара и…

— Помолчите, Трэвис! Вы же видели, как Брендин на вас смотрит. Если б не вы, этот ублюдок мог бы вернуться и забить ее насмерть, как забил насмерть ее мать!

— Дебора…

— Ну что «Дебора», Трэвис? Пора вам уже взяться за ум и начать заботиться о себе. Вам хватило глупости сбежать, хватило глупости не вернуться, когда я вам говорила, что надо вернуться. А теперь вы ведете себя как круглый идиот!

— Я…

— Да, Трэвис, жизнь — дерьмо, мы все это поняли. Но в данном конкретном несчастье вы не виновны, и, если будете держаться фактов, полиция вам поверит!

И посмотрела на Майло.

Тот остался нем.

Хак сказал:

— Но ведь я допустил, чтобы все это случилось, Дебора…

— Трэвис, вы были всего лишь посыльным, а не всеобщим сторожевым псом. Если б вы сказали о Симоне что-нибудь плохое, то остались бы без работы, а она по-прежнему спокойно продолжала бы охмурять отца и выполнять свой план.

— О каком плане идет речь? — спросил Рид.

— О плане на сто тридцать три миллиона долларов, — отозвалась Валленбург. — Эта девчонка от своего не отступала. Никогда!

Майло хмыкнул.

— Какие точные цифры!

Валленбург ответила ледяной усмешкой.

Лейтенант продолжил:

— Если это действительно так, мы говорим о долгосрочных, далеко идущих планах. Убивать проституток на протяжении года и трех месяцев, складывать их в болото — и все только затем, чтобы выдать смерть Вандеров за убийство в состоянии аффекта?

— Лейтенант, речь идет о мотивах ценой в сто тридцать три миллиона. Убийство Селены обратило ваше внимание на Вандеров и вывело вас на Трэвиса. Убийство трех женщин позволило выдать это за дело рук маньяка. Хитроумная сучка преподнесла вам Трэвиса на тарелочке! Зная его историю, она понимала, что вы нацепите шоры.

— Бож-же мой! — съязвил Майло. — Ну и в чем же тут соль?

— Сто тридцать три мил-ли-она, лейтенант! Такой горшочек с золотом стоит того, чтобы выстроить планы на год вперед.

— Классная киношка выйдет.

— «Оскар» за лучший документальный фильм, лейтенант.

— И мы должны воспринять все это нутром из-за чувств мистера Хака… Прямо вот тут! — Он потер свой выпяченный живот.

— Нет, потому что это правда, потому что все это логично, и потому что у вас нет ни единого доказательства причастности Трэвиса хоть к одному акту насилия.

Майло, ухмыльнувшись своей волчьей усмешкой, перегнулся через стол так, что его лицо оказалось в нескольких дюймах от лица Хака. Тот нервно облизнул губы.

Валленбург начала:

— И вовсе ни к чему его запу…

— Трэвис, мне понравились твои истории. Расскажи мне еще одну.

— Какую, сэр?

— О той крови, которую мы нашли в сливе раковины у тебя в комнате.

Кадык Хака подпрыгнул у него на шее.

— Я… ну, может быть, я порезался… Я был выбит из равновесия. Голова болела, может быть, я порезался и смыл кровь в раковину.

— Порезы остались? Он оглядел руки Хака.

— Нет, все чисто.

— Ну, посадите меня в клетку, мне все равно, — сказал Трэвис.

— Какая у тебя группа крови, сынок?

— Первая положительная.

— У тебя в сливе нашли четвертую.

Хак побелел.

Майло прихлопнул своей лапищей его руку. Хак вцепился в него, будто ребенок, ищущий защиты.

— Расскажи-ка нам про четвертую группу, сынок.

— Это Саймон, — сказал Хак. — У него редкая кровь. Его все время зовут в доноры.

— Ага, и он поделился своей редкой кровью с твоей раковиной… Расскажи что-нибудь получше, сынок.

Валленбург парировала:

— Если некто расчетливо и продуманно убивал людей, ему не составило бы труда подлить кровь в эту чертову раковину. Симона имела доступ в дом — могу поручиться, что и Уэйр тоже; разумеется, он имел доступ, принимая во внимание его отношения с Симоной, ей достаточно было дать ему этот чертов ключ, и…

Хак, по-прежнему сжимая запястье Майло, протянул свободную руку.

— Посадите меня в клетку!

— Трэвис, ни слова больше!

— Госпожа адвокат, мы, кажется, пришли к некоему соглашению, — сказал Майло. — Вставай, сынок. Сейчас зачитаем тебе права и поедем в кутузку.

— Хорошо, — согласился Хак.

Валленбург вскочила и схватила его за плечи.

— По какому обвинению?

— Начнем с кучи сто восемьдесят седьмых [31] Статья 187 «Убийство» уголовного кодекса штата Калифорния. , а там посмотрим.

Теперь она задрожала.

— Вы совершаете чудовищную ошибку!

— Вы очень привязаны к этому типу, — сказал Рид. — Я чего-то не понимаю?

Валленбург беззвучно выругалась.

— Лейтенант, мы же с вами однозначно договорились…

— Что мы его выслушаем, — довершил Майло. — Мы его выслушали, теперь мы его арестовываем.

Валленбург пожевала губами.

— Как это прекрасно, как предсказуемо!.. Лейтенант, я заранее уверяю вас, что все это окажется напрасно. И позаботьтесь о том, чтобы с ним обращались как следует. Как только вы выйдете за дверь, я начну составлять ходатайство.

— Ну разумеется, мэм, ничего другого я от вас и не ожидал. Давай, сынок, вставай.

Хак повиновался.

— Выйди, пожалуйста, из-за стола. — Майло достал наручники.

Валленбург спросила:

— Вы будете держать его в Западном округе или в Центре?

— Подержим в Западном, пока не сумеем организовать перевод.

— Все согласно протоколу, — сказала Валленбург. — А мы еще говорим об обычных немцах… кстати, вам стоит за ним последить — человек склонен к самоубийству.

— Я все равно мертвый, — отозвался Хак.

Валленбург занесла было руку, словно собиралась дать ему затрещину. Посмотрела на свои трясущиеся пальцы и уронила руку.

— Спасибо вам за все, Дебора, — произнес Хак.

— Сплошные неприятности от тебя! — прошипела она.

В лифте, по пути на подземную парковку, Хак промолвил:

— Ну, вам ничего другого не оставалось.

— Почему она о вас так заботится? — спросил Рид.

Трэвис моргнул.

— Она когда-то рассказывала мне про свою волонтерскую деятельность. Про приюты для животных… Она не может иметь детей.

— И вы ей как сын? — спросил Рид.

— Не то чтобы сын, но она говорила, что когда спасаешь животное из приюта, то потом отвечаешь за него.

— Что-то вроде щенка, значит?

Хак улыбнулся.

— Наверное, да.

Двери открылись. Майло взял Трэвиса под локоть руки, скованной наручниками, и направил к машине.

— Больше ты нам ничего рассказать не хочешь?

— Да нет. Вы все равно не поверите.

— Это вас на психотерапии обучают пассивности?

Хак выдохнул.

— Жизнь оказалась долгой. Дольше, чем я думал.

— А теперь, значит, пора все бросить.

— Когда есть что делать, я делаю. Но сейчас мне ничего не осталось.

— Не факт, — возразил я.