Николя Бёгле - Крик

Сара опять кивнула.

– И наконец, огонь всегда был воплощением Святого Духа, витающего над верующими. Наверняка ты читала или слышала об описанном в Новом Завете схождении Святого Духа на апостолов – об огненных языках над их головами. В общем, у нас есть символическое изображение Бога Отца – дерево, Бога Сына – рыба, и Бога Святого Духа – огонь. Я думаю, именно это и рисовал пациент из «Гёустада» на стенах своей палаты.

– То есть у пациента Четыре-Восемь-Восемь были галлюцинации на тему Троицы в символической форме? – подняла бровь Сара.

Кристофер развел руками – мол, все возможно.

– Единственное, что могу сказать точно, – это что мой отец… вернее, Натаниэл Эванс был верующим. Еще каким.

Поезд «Евростар» углубился в туннель под Ла-Маншем, и теперь в вагоне осталось лишь тусклое искусственное освещение. Сара взглянула на искаженное отражение своего лица в оконном стекле. Сама она верующей никогда не была, но странная гипотеза Кристофера представлялась ей вполне правдоподобной.

– Получается, твой отец и его коллеги провоцировали у подопытных состояние мистического транса?

Кристофер помассировал виски. Ему казалось, еще немного – и он поймет, что хотела найти исследовательская команда в процессе экспериментов. Нужно было сделать всего один шаг за привычные границы своего рационального, картезианского, сознания. Но постоянный страх за Симона и потрясения, пережитые в течение нескольких дней, мешали ему спокойно мыслить.

– Не знаю. Но ради чего еще они могли пойти на такие жертвы и десятилетиями строго соблюдать секретность? – Он вздохнул и принялся разглядывать отблески светильников и галерею отражений в стекле, подумав, что Сара, наверное, тоже сейчас пытается преодолеть границы, установленные разумом.

Марк Дэвисберри любил бывать в маленькой баптистской церкви Святого Павла на окраине городка Соудена. Здесь всегда царило благостное спокойствие, и здесь, в старинной деревянной часовне, он чувствовал себя ближе к Создателю, чем где-либо еще. Поставив локти на молитвенную скамью, бизнесмен славословил Господа, когда вдруг услышал позади детский голосок.

Темноволосая девочка лет пяти только что вошла в церковь, держась за руку мужчины, и разглядывала все вокруг широко открытыми глазками. Отец опустился на колени, заставил дочь сделать то же самое, и она послушалась, с интересом рассматривая статую распятого Христа над алтарем.

– Папа, почему Иисус такой грустный и зачем его прибили к кресту?

Отец нахмурился – вопрос явно застал его врасплох, – а Марк Дэвисберри навострил уши, любопытствуя услышать ответ.

– Ну, потому что он должен страдать, чтобы искупить грехи всех людей.

– А он умрет?

– Э-э-э… да.

– Тогда ему, наверное, очень больно и страшно?

– Нет, детка, он ведь знает, что воскреснет.

– Что значит «воскреснет»?

– Это значит, что после смерти он снова оживет.

Девочка с серьезным видом обдумала полученную информацию.

– А я тоже сначала умру, а потом воскресну?

– Ну конечно, ты же веруешь в Господа.

– А тот, кто не верует, умрет насовсем? И не оживет?

– Ни в коем случае.

– А что с ним тогда будет?

– Ну, он просто перестанет существовать. Только вера дает вечную жизнь. А теперь помолись и попроси у Бога прощения за все свои шалости.

– А если я не буду молиться, что сделает Бог?

– Он тебя накажет и не подарит вечной жизни. Когда ты умрешь, превратишься в ничто. Раз – и исчезнешь навсегда.

– Это нечестно! Какой-то сердитый Бог, я его боюсь!

– А чего ты хотела, милая? Нельзя только брать, отдавать тоже нужно.

Девочка вздохнула и уставилась в пол, подражая отцу, который погрузился в молитву.

Дэвисберри покинул церковь с чувством глубокого удовлетворения от того, что некоторые родители все еще почитают своим долгом наставлять детей на путь истинный. Он сел в машину – до входа в шахту оставалось проехать меньше километра.

Старинная механика с металлическим стоном и скрежетом разматывала трос. Марк Дэвисберри всегда ненавидел этот допотопный лифт, на котором приходилось спускаться под землю; наверное, они ровесники, лифту как минимум лет восемьдесят. Шахта уходила вниз на семьсот метров. По счастью, в этот поздний час туристы уже покинули территорию Соуденского государственного железорудного музея-заповедника, и в кабину, кроме него, никто не втиснулся. Зато днем здесь кишмя кишели желающие поглазеть на самые старые и глубокие железные рудники в Миннесоте, обустроенные в недрах красно-желтых скал округа Сент-Луис. Нахлобучив оранжевые каски, как того требовали правила безопасности, посетители усаживались в подземный поезд и, замирая от страха, завороженно таращились на гигантский лабиринт из галерей, вырытых больше сотни лет назад людьми, большинство которых здесь же и расстались с жизнью. Вдоволь наохавшись и наахавшись, туристы вылезали на поверхность, переполненные впечатлениями – еще бы, им удалось прикоснуться к живой американской истории, а после затхлого воздуха подземелий так приятно дышалось на свежем ветру…

И никто из них не догадывался, что таилось там, внизу, за пределами экскурсионного маршрута.

Кабина лифта замедлила спуск, и пожилой бизнесмен, зевая, надел каску. Он уже чувствовал усталость – этот день начался для него в пять утра, а теперь уже было почти одиннадцать вечера. Организм требовал отдыха, но ни за что на свете Марк Дэвисберри не проспал бы запуск нового экспериментального модуля, на разработку которого он потратил пятьдесят шесть миллионов долларов. Смешная сумма, если учесть, что с помощью этого модуля будет сделано самое ошеломительное открытие в истории человечества.

Лифт остановился с глухим скрежетом. Секции металлической дверцы сложились гармошкой, и Дэвисберри ослепил мощный свет прожектора, вмонтированного в неровную стену шахты. На фоне яркого пятна проявился силуэт местного сотрудника.

– Добрый вечер, сэр, – сказал он; голос раскатился эхом под каменными сводами.

Бизнесмен ответил кивком и, подняв воротник, прошел мимо плаката, поздравлявшего посетителей с тем, что им посчастливилось пережить спуск под землю на расстояние, в полтора раза превосходящее высоту Эмпайр-стейт-билдинг. Затем он уселся в вагонетку маленького подземного поезда, служитель занял место машиниста, и состав тронулся в путь, немилосердно громыхая на старых, плохо пригнанных рельсах.

Минут десять они следовали по туристическому маршруту – этот участок был освещен такими же мощными прожекторами, как у лифта, на стенах были щиты с историческими справками, а по обочинам воспроизведены сценки из шахтерской жизни: то тут, то там манекены с чумазыми лицами долбили стены кирками или толкали вагонетки, груженные гематитом.