Ю Несбё - Нетопырь [litres]

Буббур начал кататься по долине, но никак не мог избавиться от смолы, застрявшей в пасти. То же самое Валла и его друг проделали с другими змеями, и вскоре все они были не опасны и не могли разжать челюстей. Потом Валла позвал остальных людей, и те просто перебили всех змей. Все-таки Буббур убил самую красивую дочь племени, а потомство Буббура рано или поздно выросло бы в таких же жутких гадов. С тех пор этих ужасных коричнево-желтых змей в Австралии поубавилось. Но людской страх не пропал, а рос год от года.

Эндрю допил свой джин-тоник.

– А мораль? – спросила Биргитта.

– Любовь – тайна бо́льшая, чем смерть. И надо остерегаться змей.

Эндрю расплатился, дружески похлопал Харри по плечу и вышел из бара.

6

Халат, статистика и аквариумная рыбка

Он распахнул глаза. Город просыпался, жужжал и гремел в окно, а оно лениво отмахивалось занавеской. Харри лежал и смотрел на висящую напротив нелепицу – портрет шведской королевской четы. Королева уверенно и спокойно улыбается, а у короля такое лицо, будто в спину ему тычут ножом. Харри знал, каково это, – его и самого в третьем классе начальной школы заставляли играть принца в сценке «Капризная принцесса».

Где-то шумела вода. Харри наклонился понюхать ее подушку. На ней лежало щупальце медузы – или то был длинный рыжий волос? Ему вспомнилась фраза из спортивной рубрики газеты «Дагбладе»: «Эрланд Юнсен, футбольный клуб „Мосс“, – известен своими рыжими волосами и „длинными“ мячами».

Потом Харри вдруг понял, как он себя чувствует. Легко. Легко, как перышко. Так легко, что он испугался, что его подхватит ветерком и унесет в окно, и он будет летать над утренней суетой Сиднея совсем без одежды. Потом он пришел к выводу, что чувствует такую легкость оттого, что за ночь вывел из организма много жидкости и, наверное, сбросил пару килограммов.

«Харри Холе, полиция Осло, – известен своими дурацкими идеями и пустыми шарами».

– Förlät? [26] Прошу прощения (швед.) .

Биргитта стояла посреди комнаты в каком-то кошмарном халате и с полотенцем, повязанным вокруг головы.

– Доброе утро, о прекрасная и свободная. А я вот смотрел на портрет Капризного короля на той стене. Тебе не кажется, что он предпочел бы быть крестьянином и копаться в земле? Судя по лицу – да.

Она посмотрела на фотографию.

– Не всем дано найти правильное место в жизни. Вот, к примеру, тебе, а, snutjävel?

Она села на постель рядом с ним.

– Трудный вопрос с утра пораньше. Но могла бы ты, прежде чем я отвечу, снять с себя этот халат? Просто мне кажется, он входит в десятку самых страшных вещей, какие я видел.

Биргитта рассмеялась.

– Я называю его «erotikk-dödaren» [27] «Убийца чувства» (швед.) . . Он бывает нужен, когда мужчины начинают слишком докучать.

– А ты узнавала, как называется этот цвет? Может, это новое слово, неизвестное дотоле белое пятно на палитре, между зеленым и коричневым.

– Не увиливай от ответа, norrbagga! [28] Ироническое прозвище норвежцев (швед.) . – Она ударила его по голове подушкой, но после недолгой борьбы оказалась поверженной.

Не отпуская рук, Харри наклонился и зубами нашел пояс халата. Поняв его намерения, Биргитта вскрикнула и впечатала ему колено в подбородок. Харри охнул и осел на постель. Биргитта быстро прижала его руки коленями.

– Отвечай!

– Хорошо, хорошо, сдаюсь. Да, я нашел свое место в жизни. Я самый лучший snutjävel из всех, кого ты видела. Да, я бы лучше обнимал маленьких озорниц, чем копаться в земле или выходить на балкон, чтобы помахать ручкой толпе. Да, да, я знаю – это извращение.

Биргитта поцеловала его в губы.

– Могла бы и зубы почистить, – процедил Харри.

И когда она непринужденно запрокинула голову и рассмеялась, Харри не упустил эту возможность. Быстро подняв голову, он ухватил зубами пояс и потянул. Халат съехал, Харри поднял колени, Биргитта оказалась верхом на нем. Ее кожа была теплой и слегка влажной после душа.

– Полиция! – закричала она, обвивая его ногами.

Харри почувствовал, как пульсирует все его тело.

– Насилуют! – прошептала она и укусила его за ухо.

А потом они лежали и вместе смотрели в потолок.

– Я бы хотела… – начала Биргитта.

– Чего?

– Да нет, ничего.

Они встали и начали одеваться. Взглянув на часы, Харри понял, что опоздал на утреннее совещание. Он остановился у дверей и обнял ее.

– Кажется, я знаю, чего бы ты хотела, – сказал Харри. – Ты бы хотела, чтобы я что-нибудь рассказал о себе.

Биргитта положила голову ему на плечо:

– Я знаю, тебе это не нравится. У меня такое чувство, будто из тебя все приходится вытягивать клещами. Что твоя мать была доброй и умной женщиной, наполовину саамкой, и что она умерла шесть лет назад. Что твой отец читает лекции в университете и, хотя ему не нравится, чем ты занимаешься, никогда тебе об этом не говорит. И что человек, которого ты любишь больше всех на свете, – твоя сестра – «самую малость» страдает синдромом Дауна. Вот что мне хочется узнавать о тебе. Но мне важно, чтобы ты сам хотел мне об этом рассказывать.

Харри погладил ее по шее.

– Тебе хочется узнать что-то серьезное? Какую-нибудь тайну?

Она кивнула.

– Но тайны связывают людей, – прошептал он ей на ухо. – А это не всегда то, что нужно.

Они стояли в коридоре и молчали. Харри задержал дыхание.

– Всю мою жизнь меня окружали любящие люди. Я получал все, о чем попрошу. Короче, непонятно, почему я стал таким, каким стал…

Порыв ветра из окна погладил Харри по волосам так легко и мягко, что он невольно закрыл глаза.

– …Алкоголиком.

Он сказал это твердо и, наверное, громче, чем следовало. Биргитта прижалась к нему.

– В Норвегии не так-то легко вылететь с государственной службы. Можно быть некомпетентным – это ничего; бездельником – пустяки; начальство можно вообще поносить последними словами – не беда. В общем, что хочешь, то и делай: закон защищает тебя во всех случаях. Кроме пьянства. Дважды заявишься на работу в нетрезвом состоянии – вылетишь тут же. А одно время было легче сосчитать дни, когда я приходил на работу трезвым.

Он отпустил Биргитту от себя и посмотрел ей в лицо – ему было важно увидеть ее реакцию. Потом снова прижал ее к себе.

– Так или иначе, но я как-то жил. Те, кто о чем-то догадывался, предпочитали смотреть сквозь пальцы. Наверное, им следовало на меня донести, но в полиции своя круговая порука. Как-то вечером мы с товарищем ехали на Хольменколлен, чтобы задать пару вопросов одному парню по делу о наркотиках и убийстве. Мы его ни в чем даже не подозревали, но когда, позвонив в дверь, увидели, как он на бешеной скорости выезжает из гаража, то вскочили в машину и начали преследование. Включили «мигалку» и помчались на ста десяти по Хиркедалсвейен. Машину слегка заносило. Пару раз мы цепляли за край тротуара. Мой товарищ хотел сам сесть за руль. Но я был так увлечен преследованием, что только отмахивался.