Лейф Перссон - Застенчивый убийца

– Угу, – буркнул Юханссон и вздохнул.

«Что я могу сказать, – подумал он. – Что сам задолго до того, как пошел в школу, обычно сидел на кухне дома в усадьбе и колол щепки для печки, в то время как мама Эльна упрашивала меня выпить какао со сливками и свежеиспеченными булочками с корицей».

– В том, что мы учились обходиться собственными силами, нет ничего плохого, – сказал Макс, словно прочитал мысли Юханссона. – Но мы же фактически были рабами персонала. Если им не удавалось заработать, продавая нас западным богачам, они брали свое, заставляя нас пахать бесплатно. А обучение письму и чтению было всего лишь фасадом для их делишек.

– Нелегко вам приходилось, – заметил Юханссон.

– Кому-то ведь бывает и совсем несладко, – сказал Макс и пожал плечами. – И не то, о чем я рассказал, самое плохое. Случалось кое-что и похуже.

– Расскажи об этом, – попросил Юханссон.

– Я не уверен, захочет ли шеф слушать подобное.

– Увидим, – ответил Юханссон.

– О’кей.

Макс пожал плечами.

– У меня был лучший друг, девочка, на несколько лет старше меня. Мы попали в детдом почти одновременно. Она на несколько месяцев раньше. Мы и прежде были знакомы – жили в одном квартале. Она стала мне как бы старшей сестрой, ее звали Надежда. Надежда Назарова.

«Наверное, я зря все это затеял», – подумал Юханссон, увидев выражение глаз Макса.

– Если ты можешь, – сказал он. – Расскажи мне о Надежде.

Надежда Назарова была на три года старше Макса. Она жила в том же квартале, где и он, наискось через двор. Делила его с ним и сотней других детей того же возраста, которые росли там же. Своего отца она не знала, его роль в ее семье играли сменяющие друг друга мужики ее матери. Все не лучшего толка. Ее мать умерла за месяц до того, как не стало бабушки Макса.

– И что с ней случилось? – спросил Юханссон.

– Она свалилась со строительных лесов, пьяная. Скончалась на месте.

– Чем, черт возьми, она занималась там, на лесах? – поинтересовался Юханссон.

– Работала, – ответил Макс. – Была маляром-штукатуром, приводила в порядок фасад здания.

– Понятно, – вздохнул Юханссон.

Когда Макс в возрасте шести лет попал в детский дом, девятилетняя Надя уже находилась там.

– Она стала моей старшей сестрой, – сказал Макс. И кивнул, главным образом для себя, не подумав о Юханссоне, лежавшем рядом на диване. – Мы попали в одно и то же отделение, в разные помещения, конечно, я же был мальчиком, а она девочкой, но мы виделись почти постоянно. По вечерам, когда все спали, она тайком пробиралась к нам и обнимала меня, – продолжил Макс. – Шепотом разговаривала со мной, рассказывала мне сказки на ухо, пока я не засыпал.

– Что произошло потом? – спросил Юханссон, хотя уже в деталях просчитал дальнейший ход событий.

– Надя была очень красивой. Хотя ей исполнилось уже девять лет, многие хотели удочерить ее.

– Но она оставалась с тобой, – констатировал Юханссон.

– Конечно, она же обещала заботиться обо мне, пока мы не станем большими и не сможем переехать в собственный дом. Мы мечтали, как поженимся и заведем маленьких детей, которых будем очень любить. Однажды шведская пара захотела забрать ее любой ценой. Они выглядели вполне нормальными. Он был каким-то директором, его жена учительницей, и они жили в Вестеросе. Я почти абсолютно уверен в этом. Именно в Вестеросе в Швеции.

– И что произошло? – спросил Юханссон.

– Я уже совсем отчаялся. Ничего нельзя сделать, подумал я. Но Надя разыграла истерический припадок, завалилась на пол, пыталась выцарапать глаза женщине из Вестероса. Воспитатели утащили ее и заперли в кладовку. Шведская пара увезла с собой другого ребенка, малыша, не произнесшего ни звука. В общем, тогда все обошлось. Представляешь, как я радовался?

Потом у нее появилась растительность между ног, – сказал Макс. – И все закончилось, закончилось по-настоящему.

Период полового созревания наступил у Нади, когда ей еще не исполнилось двенадцати. У нее появилась грудь и волосы в интимных местах. И точно как все другие она попала на первое гинекологическое обследование к врачу детдома. И точно как все иные будущие женщины, привлекательные с его точки зрения, приобрела свой первый сексуальный опыт.

– Он трахался с ней, – сказал Макс с отсутствующим взглядом. – И со всеми девочками в детском доме, как только у них появлялись волосы в промежности. Все дети знали об этом. Хотя никто из взрослых, работавших там, даже не догадывался. Во всяком случае, так они заявили, когда появилась полиция. Надю как подменили. Казалось, я для нее больше не существую. Она не хотела разговаривать со мной. Ходила как зомби.

– А почему туда пришла полиция? – спросил Юханссон.

– Надя умерла той ночью, – сказал Макс. – Когда он в последний раз залез на нее. Он всегда занимался этим у себя в кабинете, и предварительно накачал ее спиртным. И влил в себя наверняка литр водки. Потом он заснул. Отрубился просто. Надю же привязал к стулу, где девочки должны сидеть при обследовании. Она тоже заснула или потеряла сознание. Я не знаю.

– Откуда тебе все это известно? – спросил Юханссон.

– Я нашел ее, – ответил Макс. Он поднялся рывком с мгновенно осунувшимся, бледным, окаменевшим лицом. – Извините, шеф. – Он прижал кулак к губам и исчез за дверью.

– О’кей, – сказал Макс, когда вернулся десять минут спустя. – На чем мы остановились?

– Ты нашел ее, – напомнил Юханссон.

– Да, – сказал Макс. – Среди ночи мне понадобилось в туалет. Сортир находился рядом с кабинетом врача. Не знаю почему, но внезапно я все понял. Дверь оказалась запертой, я взял огнетушитель и ударом выбил ее внутрь.

Надя была уже мертва. Я, конечно, не сразу это понял, тряс ее, пытался привести в чувство. Она, очевидно, захлебнулась собственной блевотиной. Дяденька доктор спал на полу, мертвецки пьяный. Я взял огнетушитель и опустил его ему на голову. Успел ударить только один раз, прежде чем прибежал персонал и меня завалили на пол. Затем появилась полиция.

– И что произошло потом?

– Ему пришлось уйти. Тем все и закончилось. Если шефа интересует, его звали Александр Константинов. Он работал врачом в нескольких детских домах. Когда попал в колонию в первый раз, в Швеции, значит, я сбежал. Перебрался на судне в Финляндию, а оттуда паромом в Санкт-Петербург. Собирался довести дело до конца, передать ему последний привет от Нади и от меня.

– Сколько лет тебе к тому времени исполнилось? – поинтересовался Юханссон.

– Шестнадцать, – ответил Макс. – Но я был уже крепкий, как сейчас.

– Ты добрался до него?

– Нет, – сказал Макс. – Оказалось, он умер годом раньше. Пьяный свалился в Неву и утонул. Это стало второй самой большой печалью в моей жизни.