Франк Тилье - Страх

Лейтенант полиции Мартель принял ее в своем кабинете на первом этаже. У этого мужчины лет сорока, довольно симпатичного, были разного цвета глаза, один карий, другой голубой. Камиль всегда смущалась, когда встречалась с таким взглядом. У каждого глаза словно имелась своя история.

Он сердечно принял ее, предложил кофе, которому она предпочла чай, и пригласил садиться.

— Нечасто встретишь вашего брата, то есть жандармов, в наших стенах. Вы откуда?

— Из Нанта, — солгала Камиль. — Отдел криминальных расследований Ришмон.

Мартель пригубил свой кофе.

— Отдел криминальных расследований здесь, у нас… Ладно, расскажите мне о вашем деле! Какое отношение это имеет к Даниэлю?

Камиль в конце концов решила открыть свои карты. Из-за нехватки времени приходилось действовать напрямик.

— Честно говоря, никакого дела нет. Я пришла сюда по личным причинам. Вы правда были ближайшим коллегой Даниэля? Знали его лучше других?

— Вы меня уже заинтриговали по телефону, а теперь интригуете еще больше… Да, я был его ближайшим коллегой. Даниэль работал совсем рядом, мы порой выпивали, ели вместе.

В его взгляде появилась ностальгия. Полицейским трудно оправиться от гибели одного из своих при исполнении. Камиль оторвала его от этих мыслей:

— Очень хорошо. Но мне нужно ваше слово: то, что я вам открою, должно остаться между нами. Ни ваши коллеги, ни тем более семья Даниэля не должны об этом ничего знать.

— Это зависит от того, что вы выложите.

Камиль пристально посмотрела в голубой глаз:

— 27 июля 2011 года в 20 часов 20 минут Даниэль погиб при исполнении. 29 июля в 5 часов 10 минут я получила его сердце.

Она положила руку на грудь.

— Даниэль здесь. Его сердце бьется во мне.

Пораженный Патрик Мартель застыл с открытым ртом. Через какое-то время он наконец откинулся на спинку стула и частично вновь обрел дар речи.

— Извините. Но это так…

— Я понимаю.

Лейтенант полиции продолжал ошеломленно смотреть на Камиль, не шевелясь и не говоря ни слова. Но в конце концов нарушил молчание:

— Мы узнали от судмедэксперта, что у него взяли органы. Они куда-то ушли, но куда, мне так и не удалось… — Он покачал головой. — Я хочу сказать, что эта история с донорством органов была абсолютной абстракцией. И вдруг вы здесь, передо мной, с его сердцем, которое бьется в вас. Это так поразительно…

— Поверьте мне, дня не проходит без того, чтобы я об этом не думала. Я искала Даниэля больше полугода. Хотела знать, кем он был, как жил. Хотела, чтобы сердце ассоциировалось у меня с чьим-нибудь лицом. Не спрашивайте меня почему. Это так. И стало настоящим наваждением.

Она отпила глоток некрепкого чая. Мартель немного расслабился, порылся в ящике стола и, достав оттуда фотографию, протянул Камиль:

— Это мы вдвоем, во дворе комиссариата.

Сердце в груди Камиль забилось быстрее, словно оно услышало. Молодая женщина странно себя почувствовала. У ее донора были необычайно черные глаза — словно две дыры на фотографии. Трудно расшифровывать застывшие взгляды, но все же Камиль заметила в нем насмешливость, а также тайну. Луазо был невысоким брюнетом, коротко остриженным, довольно щуплым и не слишком красивым. Но тем не менее имелось в его внешности что-то по-настоящему притягательное.

И в его губах виднелась сигарета.

— Он курил, — пробормотала Камиль.

— Да, но заядлым курильщиком не был. В основном ударял по кофе, настоящий кофеман. Если не выдувал пятнадцать переслащенных чашек в день, считайте, что и одной не выпил. Хотя никогда не оставлял после себя немытую чашку. Такой вот чистюля. Ни крупинки сахара, ни окурка. У него в кабинете было чисто, как в хирургической операционной. У нас в уголовке его прозвали Мистером Пропером.

Он улыбнулся, но карий глаз задрожал. Его лицо снова стало печальным.

— Тем вечером он там вообще не должен был очутиться. Банальная операция, он просто подменил приболевшего коллегу. И бац — пуля прямо в голову… Мы все о нем по-настоящему горевали.

Он нахмурился.

— И это тем ужаснее, что он собирался бросить работу. Хотел подать в отставку, заняться чем-нибудь другим, начать новую жизнь.

— Какую именно жизнь?

— Понятия не имею. Но полицию в любом случае хотел бросить. И все-таки в тридцать один год… Ему дослужить-то всего семь лет оставалось.

— И вся жизнь впереди.

Камиль хотела вернуть ему фото.

— Оставьте себе, у меня еще есть.

— Спасибо. У Даниэля не было семьи?

— Его мать умерла несколько лет назад, а с отцом он не общался. Потому-то и проблем с донорством органов не было, старик сказал: «Делайте что хотите». Представляете? На похороны почти никто из его семьи не пришел, кроме одной тетки. Или двух. Тоскливо как-то.

Мартель допил свой кофе и бросил стаканчик в мусорную корзину.

— Ни жены, ни детей. Так что в итоге, может, оно и к лучшему.

— А подружки?

— Он был закоренелый холостяк. У него по этой части настоящая блокировка стояла. Женщин не мог не то что клеить, а даже заговорить с ними. Мямлил что-то, в словах путался… Его временами пытались пристроить, но он был слишком робок. Или, если угодно, не создан для этого… Хотя, думаю, ему на это было плевать.

Голубой глаз улыбнулся.

— Все-таки потрясающая проделка судьбы, что его сердце досталось женщине и теперь бьется в вас. В некотором смысле вы оба словно браком сочетались.

Камиль вежливо согласилась, хотя сам образ ее покоробил.

— Он был маленький, щуплый, а вы высокая и довольно крепкая, — заметил Мартель. — У вас не было проблем… из-за размеров сердца? Простите меня, я ничего в этом не смыслю и…

— Мужское сердце обычно больше женского. Я предполагаю, что эту разницу сгладил невысокий рост Даниэля. Впрочем, у сердца нет ни пола, ни религии, ни цвета кожи. Врачи всего лишь пытаются пересадить совместимый орган от одного человека другому: они должны быть примерно одного возраста, одной группы крови, и еще надо решить вопрос с одной сложной штукой — с антигенами. Никто не будет пересаживать сердце шестидесятилетнего старика двадцатилетнему. Но даже органы, зараженные, например, СПИДом или гепатитом, могут спасти людей с той же болезнью, ожидающих пересадки. У Даниэля была такая же редкая группа крови, как у меня, вот почему это… сработало. Я ответила на ваш вопрос?

— Полностью. Это же… замечательно.

— А что, Даниэль жил в Аржантее?

— Да, у него была тут маленькая квартирка. Насколько я знаю, его папаша продал ее буквально через несколько недель после его смерти. Этот старый козел времени не терял.

У Камиль было столько вопросов. Она попыталась сосредоточиться на главном.

— А каким он был на работе?

— Довольно упертым, надо сказать. Любил все доводить до конца, никогда ничего не бросал и всегда уходил с работы одним из последних. Он часы не считал. Потому-то меня и поразило, когда он объявил, что уходит. Ему нравилось это ремесло.